Повелители Тьмы

«Я не уберег Войцеха, не уберег…”, – говорил Ярославу Кшиштоф, когда они шли по улице, – «Мне нужно было быть более чутким, вывести его на откровенный разговор, понять его мысли и чувства. А я смотрел на внешнее, видел, что внешне он вроде бы стал спокоен после того, как я привлек его к работе над проектом… И сам был занят только работой и собой. Никогда себе этого не прощу… Ты знаешь, с тех пор как это случилось, я на многое стал смотреть по-другому. Ты думаешь, я очень рад, что ты сохранил для меня работу в «Ultimate Solution»? Спасибо тебе, конечно, за заботу обо мне, Ярослав, но я бы совсем не переживал, если бы Элфорд и Ботрайт выкинули меня… Да, я многое сейчас вижу иначе. В памяти вдруг, то и дело, всплывают люди и события, казалось бы, давно погребенные под ворохом повседневной рутины, забот и суеты. Это не депрессия, нет. Никогда не испытывал депрессии. Скорее что-то сродни кризису «переоценки ценностей». Или это «кризис среднего возраста» начался? Вот смотрю на себя в юности и удивляюсь, сколько глупостей я наделал. Странное существо – человек. В юности нас распирает от переизбытка сил и в тоже время мы чувствуем свою слабость перед этим огромным, часто враждебным и малопонятным миром. Мы идем на пролом и делаем глупости. А потом… Потом мы приобретаем жизненный опыт, мы начинаем понимать механизмы, которые двигают людьми, и при этом очень редко понимаем самих людей. Мы устраиваемся и обустраиваемся в обществе и мир становится все меньше и меньше, делается «для нас» понятным, ручным, относительно комфортным и безопасным. Но так это выглядит только «для нас», а «в себе» мир вовсе не то, что мы о нем думаем. Мы становимся «умнее» и теряем желание идти напролом, тягаться своей силой с миром. Жизнь становится разлинованной как школьная тетрадка. Так и пишет большинство людей в тетрадках своих жизней скучный и бесцветный текст по четко нарисованным линиям. А потом – бац, и ты вдруг осознаешь, что ты – в ловушке, что жизнь истрачена на пустяки, что тебя окружают люди-фейки, что твои ценности – фейки. Мне надоело писать в тетрадке по линиям, Ярослав. Я хочу писать поперек…».

В тот день Ярослав не открылся Кшиштофу, не рассказал ему ни о случае с письмом от «Доброжелателя» во время своей первой поездки в Познань, ни о встрече с «Доброжелателем» в Берлине, ни об Ордене Могущества. Он пока не видел, какую помощь мог бы оказать в деле его познанский друг. Но после разговора с ним его убежденность в Кшиштофе как потенциальном соратнике укрепилась еще сильнее.

Ярослав вернулся в Шератон-отель. Получив на ресепшене ключи от своего номера, зашел в буфет на первом этаже, наскоро перекусил и направился к лифту. У лифта, деловито уткнувшись в смартфон, стояла девушка лет двадцати, низкорослая и толстая, с простецким круглым лицом и крашенными в фиолетовый цвет короткими волосами. Ярослав вызвал лифт, двери открылись и девушка, будто очнувшись от своего гаджета, вошла вместе с Ярославом. Между вторым и третьим этажом лифт остановился и свет в нем выключился. Лопатин достал смартфон, посветив им, нажал на кнопку вызова помощи в лифте. Попытался выйти в интернет. Интернет не работал. Повернулся к девушке, чтобы спросить, не знает ли она телефон ресепшена отеля? В этот момент девушка громко заорала: «Помогите! Помогите!». На ней было короткое платье и джинсовая курточка. Она сняла с себя курточку и начала рвать на себе платье, снизу и сверху. «Что с Вами? Что Вы делаете? Прекратите!» – сказал ей Ярослав, подумав про себя, что она, очевидно, сумасшедшая. Девушка, однако, не остановилась, а принялась звать на помощь еще сильнее. Мало того, сняла с себя трусы и бюстгалтер, порвала их и бросила на пол. Ярослав отвернулся и начал колотить в дверь чертового лифта, но, скоро поняв, что это ничего не даст, просто сел на пол, открыл на смартфоне недочитанную статью о работах над квантовым компьютером в Китае и стал ее читать, не обращая внимания на крики. Так продолжалось минут десять. После чего включился свет и лифт пошел вниз.

Когда дверь лифта открылась, Ярослав увидел администратора отеля, двух полицейских и еще одну девушку. Примерно такого же возраста, как и больная, ростом и фигурой она являла собой полную ей противоположность – высокая и стройная. Лицо ее, однако, было еще более непривлекательным, почти отвратительным. И дело было не в физической красоте. Это лицо было напрочь лишено малейшей одухотворенности, в нем читалась грубая, примитивная, хищная алчность. Впечатление еще более усиливалось, когда она открывала рот, чтобы что-то сказать.

– Оливия! Милая, что с тобой? – закричала высокая девушка, бросившись к своей подружке и обняв ее, – Этот мужчина, он что, напал на тебя?

– Да! Да! – сказала Оливия и попыталась расплакаться, – Он напал на меня, когда мы оказались заперты здесь. Он… Он изнасиловал меня.