Не выходило. Леонид же ждал. Ерзал. Тер руки, и кожа на ладонях покраснела, того и гляди до волдырей сотрет.
– Если вы действительно хотите почтить память брата, – тихо закончил он, – создайте фонд. Учредите стипендию. Сделайте что-то такое… благотворительное, это сейчас в моде. А выставка – дурная идея.
Получасом позже Стас вошел в маленькое кафе, где пахло, к счастью, не лимонами – кажется, этот запах Стас готов возненавидеть, – но кофе и булками.
Его уже ждали.
– Здрасьте, господин потерпевший, – Иван поднял два пальца, приветствуя старого приятеля. – Смотрю, ты живешь и пахнешь… про Мишку слышал. Сочувствую.
Он и вправду сочувствовал настолько, насколько умел. И это сочувствие было куда более живым, чем многословные излияния Леонида.
– С чем пожаловал? – Иван заказал обед, который поглощал с немалым аппетитом.
– С вопросами.
– А то я не понял. – Он не изменился за прошедшие годы. Нет, раздался в плечах, погрузнел и сделался похожим на своего отца, отставного полковника. – В сыщиков играть будешь?
– Почему играть?
– Потому как, Стас, для тебя это игра. Дурь и блажь. – Борщ Иван запивал апельсиновым соком, а сок закусывал черным хлебом, притом жмурился от удовольствия, вздыхал громко. – Не веришь, что Мишка ширялся?
– Не верю.
Старый приятель, вечный соучастник школьных проделок, разделивший на двоих первую сигарету. Иван стащил ее у отца, а позже и водки приволок, которую распили в кустах, желая доказать себе, что выросли.
Школу окончили в один год.
И в армию вместе шли, только потом разошлись-разбежались дорожки. Ивану Стас иногда звонил… в последний раз давно, года четыре назад, поздравить со свадьбой.
Приехать не смог. А подарок послал, Иван же в ответ обиделся. Правда, выходит, что та обида за годы повыветрилась, если сейчас ответил на звонок и на встречу согласился. Совпадение ли, что выбрал он полицейскую стезю? Или просто Стасу в очередной раз повезло.
– Короче, Стасик, можешь, конечно, плюнуть мне в харю, – Иван подвинул тарелку с котлетой, – но я тебе так скажу… частенько родственнички о своих близких ничегошеньки не знают, особенно когда…
– Далеко.
– Вот именно. Далеко. Мишку я помню еще пацаном. И да, мне жаль, что так получилось, но на одной жалости далеко не уедешь. И если ты собрался виновных искать…
– Я просто хочу разобраться со всем этим… давай я расскажу, что узнал, а ты послушаешь и тогда решишь.
Иван кивнул, предупредив:
– За твой счет гуляем.
– Само собой.
– Тогда я еще кофейку с тортиком… слушай, тут такие тортики классные делают – душу продать можно… тебе заказать?
– Спасибо, не хочется.
Стас вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, а день тот был давно и, пожалуй, поесть следовало бы. Не хватало себя голодом заморить.
– Ты не молчи, не молчи, дорогой, рассказывай, как дошел до жизни такой, – с едой Иван расправлялся быстро, и на Стаса глядеть избегал, и было в этом что-то неловкое, здорово мешающее.
– Ты на меня обижен?
– Я?! – неискренне удивился Иван, затем тряхнул головой и сказал: – А что… есть малехо. Видишь ли, бывает, что есть у тебя старый приятель, дружок сердешный, ближе которого, мнится, что и нету никого. А потом друг выясняется, что дружку этому ты нужен, как собаке второй хвост. Он, этот дружок, ныне не моего полету птица…
– Ванька!
– Да я уже четвертый десяток лет как Ванька, – Иван ткнул вилкой в Стаса. – А ты – скотина полная… уехал, ручкой помахал и поминай как звали. Я ж к тебе, как к человеку… на свадьбу вот позвал. Думал, порадуешься за меня…
– Я радовался. Подарок прислал.
– Ага. Прислал. Охрененно счастлив я был подарку… мне не твои подарки надобны были, а ты, харя твоя неблагодарная…
– Занят я был!
– Ага… сколько лет занят? – Иван с раздражением отодвинул тарелку. – И только теперь освободился вдруг.
– Не освободился, – вынужден был признать Стас.
Он не собирался уезжать надолго. Бизнес требовал постоянного присутствия. Во всяком случае, еще недавно казалось, что если оставить все без присмотра, то дело рухнет, развалится карточным домиком. А ничего… не разваливается. Сколько дней? Стас названивает, а замы уверяют, что все в полном порядке, справляются, стало быть… врут? Или просто Стас слишком уверился в собственной незаменимости?
– Извини, – сказал он, глядя в Ивановы светлые глаза. – Я… и вправду был идиотом.
– А теперь поумнел?
– Вряд ли. Но… знаешь, не хотелось сюда возвращаться… с отцом вот…
– Так и не помирились.
– Точно. Не помирились…
– Помер же он…
– И с Мишкой не помирились.
– Чурбан, – Иван почесал живот. – Как был чурбаном, так и остался… ладно, дорогой дружок, давай с самого начала.
И взгляд сделался колючим, цепким. Знал Стас за приятелем этакую особенность: людям, с Иваном незнакомым, он по первому впечатлению казался человеком совершенно несерьезным, но Стас распрекрасно знал, что за внешнею бестолковостью скрывается острый ум.
– С начала… я даже не знаю, что тут началом считать… в общем, давай я буду говорить, как оно есть, а ты уж сам решай, что нужно…