Поверженный демон Врубеля

– Лады, договорились, – как-то быстро успокоился Иван. – А теперь смотри, какая штука вырисовывается… Иван, тезка, стало быть, Васильевич Пряхин. Жил себе, поживал… был бизнесменом, потом прогорел. Попивать начал. Но там все такие. Кутежей Ванька не устраивал, баб сомнительных не водил, и на том спасибо… однажды взял и помер. В квартире. И пролежал там три дня, пока не завонялся. Дело на праздники было, все по гостям разошлись, потому сразу и не хватились. А как приехали, то и поняли, что хрень какая-то приключилась, потому как запашок стоял на весь дом. Короче, по официальной версии, помер Иван от отравления метиловым спиртом. Неприятственная штука… в квартире и бутылочку нашли, коньяку марочного… вроде как марочного, но на деле – явный контрафакт.

Иван перевел дух.

Подали кофе, Стас свою чашку отодвинул, поняв, что больше в него ни кофе, ни чай, ни даже минералка не полезут.

– Из подозрительного… до того пристрастия к коньякам наш потерпевший не испытывал, предпочитая водочку. И картина пропала. Соседи уверяли, будто он заказ получил хороший, такой, что с долгами всеми рассчитался, а это – дело непростое. Над картиною работал увлеченно и даже пить перестал… и должен был на днях закончить, сдать заказчику, а тут такой пердю-монокль.

Иван потер щетинистый подбородок.

– Наши решили, что он картину отдал. Получил за нее деньги, сколько они там договаривались… нашли триста баксов…

– Всего?

– Что значит, «всего»? Для тебя, может, и всего, а для нищего художника – это сумма…

– Мишка получил тысячу аванса… За картину обещали десять тысяч долларов.

– Если это за картину, а не за другие какие дела…

– Какие?

– Ну… вот ты сейчас на меня злиться будешь, может, и правильно, да только, Стасик, я ж не на братца твоего клевещу… я, если хочешь, человек, системою испорченный, профессионально деформированный, и с этой точки зрения для меня десять штук за наркоту куда реальней, чем десять штук за какую-то, извините, мазню.

Стасу захотелось дать Ивану в морду.

– Ты мне скажешь, что иным художникам и поболе платили, да только братец твой, Стасик, не Ван Гог… потому не скрежещи зубами, а слушай. Все получалось логично. Парню дали денег, он на радостях и решил дело отметить. В магазин сбегал, купил коньячку… а что, повод солидный, небось не каждый день кутит… коньячок и оказался паленым. Дело закрыли. И было сие два года назад. Теперь второй эпизод. Гошка, он же Егор Егорович Пасьянов, двадцати семи годочков от роду. Единственный сынок папы-профессора и мамы – кандидата наук… по жизни окружен заботой и любовью, от этой окруженности с ним и приключалась всякая дурость. Попивать начал рано, в институте, куда запихнули родители, и травкой баловался. Из института, что характерно, вылетел, невзирая на мамкины и папкины связи. Зато стал художником. Чего уж он там малевал, я не знаю. А знаю, что в прошлом году выбрался Егорушка на крышу да и сиганул с нее…

Он вздохнул и признался:

– Помню это дело… девятый этаж… говорят, что есть такие, которые и с девятого сверзнутся так, что ни царапины, а этого переломало всего. Не человек – месиво. И под кайфом, конечно… это уже потом, по экспертизе выявили, что такой коктейль смешал, здоровому бы крышу сорвало. Паренек же здоровым не был. В психушке на учете не стоял, но единственно из родительского упрямства. Не хотелось им признавать, что у кровиночки крыша съехала давно и прочно. Соседи на него изрядно жаловались. То голым на лестнице выплясывает, то прячется в лифте, мерещится ему всякое… то еще какую ерунду удумает. Ему бы полежать, полечиться, ан нет… лучше нормальным считаться, чтоб перед людьми не стыдно. Мать его тоже все твердила, что не сам он, что не причинил бы себе вреда… а руки у паренька в зарубках. И значит, были прецеденты.

Все это звучало логично. Иван умел говорить спокойно, взвешивая каждое слово.

– Дело закрыли? – уточнил Стас.

– Само собой… она долго ходила, пыталась доказать… говорила, что ее Егорушку картина убила. Представляешь?

Стас представлял, что эти слова, а еще святая уверенность неизвестной ему женщины, что виновата именно картина, убедили полицию в ее ненормальности.

Нормальные люди не ищут мистики в обыкновенной бытовухе.

– Адреса дашь?

– Зачем тебе? – и ведь всерьез спрашивает, смотрит без насмешки, а в глазах Ивановых видится… сочувствие?

Или жалость.

– Поговорить хочу. Вдруг да чего узнаю… нового…

– Интересного, – завершил фразу Иван и вздохнул: – Все равно ведь попрешься?

– Попрусь, – согласился Стас. В конце концов, вряд ли сложно будет узнать адрес. Городок небольшой. Все друг друга знают, а если не знают, то хотя бы слышали.

– Сам посмотри. Трое мертвецов, которые незадолго до смерти работали над картиной…

– Что очень странно, учитывая, что вся троица – художники…

– Ты мне не веришь.

Иван тяжко вздохнул:

– Я тебе верю, Стасик. Более того, я даже пойду на служебное преступление и дам тебе материалы дела… тех дел. Копайся на здоровье. Но вот, – Иван подался вперед, – будь готов, что раскопаешь ты вовсе не то, чего ждешь. Иногда смерть – это просто смерть…