Повесть Белкиной

– Ты позволила быть рядом с собой лишь тому, что сидело внутри тебя. Окружающий мир – твои галлюцинации, твои мысли. Ты никогда не видела настоящего. К тому же, твой мозг создал такой непроницаемый слой, что я сама с трудом верю, что ты здесь. Хотя… – она захлопала крыльями… Хотя, уже можно. Да, пожалуй, уже можно…

– Можно – что? Умирать? Но я боюсь даже этого, я еще молода…

– Концентрат прожитых лет независим от их количества. Не глупи, – Гусыня снова поежилась. – К тому же, твоя крошечная «жизнь» – вовсе не Жизнь! Девять месяцев ты сидела в матке, какое-то время проведешь снаружи… Но не это Жизнь! Глупо бояться того, чего не знаешь… А ведь ты НИ-ЧЕ-ГО не знаешь…

Женщина Без Кожи покачала головой:

– Иногда мне хочется знать поменьше…

Гусыня рассердилась:

– Не то, не то знание! Не тому училась! Ты глупа, если боишься смерти: она, хоть и имеет обличье зла, не есть зло!

Женщина Без Кожи вздохнула:

– Но что останется после

меня? И как… скажи… как? Мне больше не чуять запахов? Не слышать чаек? Не?… – она замялась.

– Не забегай вперед, – нахмурилась Гусыня. – То, что останется после тебя, уже не будет твоим. И от этого тебе не станет ни хорошо, ни плохо. А насчет запахов… – Гусыня как-то странно посмотрела на Женщину Без Кожи. – Эта твоя излишняя тяга к ощущениям… Но ты так и не поняла, что ЛУЧШЕЕ УДОВОЛЬСТВИЕ – ОТСУТСТВИЕ ПОТРЕБНОСТИ В НЕМ. Потому что любое наслаждение вызывает желание повторения. Еще, еще, еще… Удвоения, удесятирения. А когда ничего не получается, страдаешь. Все просто! Не суетись. Куда несет тебя? Куда заносит? И зачем – горы? Пустыни разве не хватило? Потом чуть не захлебнулась… – Гусыня снова нахмурилась. – Ведь только от тебя зависело, принять или отвергнуть какое-то влияние!

– Но я любила! – крикнула Женщина Без Кожи, и где-то далеко, в глубине зрачков, появился тот самый огонь, ради которого жили раньше на Земле.

– Кого? – Гусыня даже отвернулась.

– Какая разница! Любила! – Женщина Без Кожи покраснела даже изнутри.

– И что дала тебе твоя л ю б о в ь? – Гусыня не поворачивалась.

– Сначала – счастье. Вспышку абсолюта. А потом… – потом страдание.

– Страдание – это предупреждение. Но ты и этого не хотела понять!

– Что, что я могла сделать? Они застудили мне солнечное сплетение! Я мерзла несколько летоисчислений… Превратилась в сосульку! Почти умерла… Но Они застудили его не окончательно, оставив – по забывчивости? специально? – жалкий клочок. Это еще хуже… Это ведь мое единственное живое место! Заживо замурованное, и…

– Оставь сантименты, – поморщилась Гусыня. – Забудь все, что тебе когда-либо говорили. Не жди чуда извне

, раскопай изнутри. И никогда не забывай: нужно быть способной что-то дать, чтобы к тебе шли.

– Я отдавала слишком много, я…

– Не совсем то, что следовало. Ты заменяла истинное чувство привязанностью и чувственностью.

– Но что же мне делать? – угольно-черные глаза Женщины Без Кожи безнадежно заглядывали в желтую муть глаз Гусыни.

– Что делать? То, чего ТЫ действительно хочешь.

– Я? – удивилась Женщина Без Кожи.

– Да не «ты», – Гусыня стукнула ее крылом по голове, а ТЫ, – и им же указала на живот. Понимаешь?

Женщина Без Кожи кивнула. Гусыня же, не убирая крыла с живота, продолжала:

– Во-первых, расслабься. Я почти уверена, что ты никогда в жизни не делала этого…

– Но я любила! – перебила ее Женщина Без Кожи, и слезы полились по голым жилам.

– Ну и что? – усмехнулась Гусыня. – Любить мало. Нужно уметь и обратное. Только хладнокровие дает спокойствие. Только спокойствие – расслабление. Все в одном: знать именно ЭТУ секунду. Ты не жила. Только собиралась или вспоминала. Ты отнимала у себя самое ценное и единственно возможное – НАСТОЯЩЕЕ!

– Значит, – сказала Женщина Без Кожи, – если я перестану заглядывать вперед и любить, мне не будет больно?

– Если ты перестанешь любить, ты умрешь. И еще: НЕ БОЛЬНО ЛИШЬ ТОГДА, КОГДА НЕ ЧУВСТВУЕШЬ. Поэтому, перестань чувствовать.

– Но ты сама себе противоречишь, – удивилась Женщина Без Кожи. – Я все проанализировала…

– Нельзя ничего проанализировать! А неизбежное принимай равнодушно… – Гусыня зевнула.

– Но меня окружали не те!

– Люди, неприятные тебе, встречаются лишь для того, чтобы ты действительно научилась любить. Твои собственные «заповеди» приняли обманчивое обличье истин. Запомни: нет беды кроме той, которую ты назовешь бедой сама.

– Но что же мне делать?! – простонала Женщина Без Кожи, уже походившая на туго натянутую тетиву лука.

– Расслабься, – спокойно ответила Гусыня. – И перетерпи то, что уже не можешь исправить.

– Но что есть «расслабление»?

– Когда ты почуешь его, ВСЕ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, ПРИДЕТ САМО.

– Но… – фраза обрывается на полуслове.

Грот куда-то исчезает, и она видит себя – сверху, издали – сидящей на краешке ванны.

…Вот кто-то долго бьет ее по щекам, брызгая в лицо водой.

…Вот она открывает глаза:

– Ты откуда-то… – Женщина В Коже почти не удивляется. – Но откуда ты?

– Без тебя еще хуже, – вздыхает кто-то.

– Расслабься! – отмахивается Женщина В Коже, и начинает тихо смеяться.

* * *

Сто тринадцатое ноября