Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909

— Да ведь законы для того и издаются, чтобы их соблюдали.

— Может быть, их для этого издавали, но это было давно и с тех пор позабылось.

Баранов был разочарован. Из совещания с известным писателем ничего не вышло, и он почувствовал, что популярность его от этого не возросла.

И Короленко, и Анненские, и все их близкие знакомые вели очень деятельную занятую жизнь. Кроме работы по специальности, по просьбе своих молодых друзей, они организовали для них курсы образовательных лекций. Анненский читал курс политической экономии, Короленко литературы, тетя — истории педагогических учений, один их знакомый доктор А. Ю. Файт — физиологию. У каждого из лекторов была своя группа, усердно посещавшая его чтения.

Но молодежи этого было мало. Им хотелось слушать и обсуждать более современные, животрепещущие темы. Дядя вспомнил общество «Трезвых философов», в котором он участвовал в Петербурге, и предложил возобновить его в Нижнем.

Потребовалось большее помещение, притом у людей, которые не возбудили бы подозрительного внимания полиции. Получить официальное разрешение, нечего было и думать. При всем «либерализме» Баранов никогда бы его не дал.

Но подходящие квартиры все же нашлись. Собрания стали устраиваться в большой квартире домовладельца и присяжного поверенного С. С. Барашова, у другого домовладельца и члена городской управы Н. А. Фрелиха и не помню у кого еще.

Собрания вышли многолюдные и очень оживленные. Рефераты читали Анненский, Короленко, Елпать-евский и некоторые представители местной ссыльной колонии. Теперь новое направление революционной мысли уже определилось и получило название марксизма.

Из первых нижегородских марксистов мне особенно запомнился авторитетный и непримиримый — Сомов. С внешней стороны он был довольно верно изображен Боборыкиным в его романе «В путь-дорогу». Это был маленький человечек, с неизменной длинной трубкой, торчавшей или в углу рта или в верхнем кармане его пиджака. Но его внутреннего содержания, того жара, которым всегда горел Сомов, Боборыкин не понял и не мог понять.

Сомов с головой ушел в новое учение и стал яростным врагом народников.

На собраниях «Трезвых философов» закипели жаркие споры, продолжавшиеся и на частных квартирах, в кружках молодежи.

Кроме народников и марксистов, в Нижнем было еще несколько толстовцев, проповедовавших вслед за своим учителем непротивление злу и уход от культурной жизни. Недалеко от Нижнего основалась одна из первых толстовских колоний, где последовательные толстовцы «сели на землю», с тем чтобы кормиться трудами рук своих.

Писатель-народник Каронин (Петропавловский) описал эту колонию в повести «Норская колония».

В Нижнем можно было встретить очень различные типы толстовцев. Там жил последовательный толстовец, доктор Хабаров, один из самых благородных и морально чистых людей.

С другой стороны, туда наезжал и вел там усиленную пропаганду небезызвестный в свое время Клопский, настоящий промышленник от толстовцев. Проповедуя жизнь «трудами рук своих», сам он умел так устраиваться, что жил исключительно трудами чужих рук. Он избирал какого-нибудь наивного человека, увлеченного его проповедью, и беззастенчиво поселялся у него, предоставляя ему кормить и поить себя. На себя же он брал возвышенную роль пропагандиста новых идей. В особенности он любил проповедовать молоденьким девушкам, увлекавшимся не столько проповедью, сколько проповедником, и на этой почве разыгрывались довольно некрасивые истории.

Каронин изобразил Клопского в своей повести «Учителя жизни».

В дружеском кругу. Семейные праздники.

Увлечения Короленко. Молодая компания

Надо сказать, что помимо работы и принципиальных споров, нижегородская интеллигенция жила в те годы очень оживленно. Я даже с некоторой завистью вспоминаю, как им тогда весело жилось.

Мое поколение, когда оно достигло возраста наших «отцов», как-то утратило ту способность непосредственного веселья, какой, при всей своей деловитости и серьезности, обладали они.

Я уже не говорю о поколении моих детей. Их молодость совпала с такими трудными годами, что в них рано были убиты источники непосредственного веселья.

По вечерам, когда не было никаких лекций и общественных собраний, тесный кружок друзей собирался или у нас, или у Короленок, и веселая болтовня, непритязательные остроты, шутки, смех не замолкали.

Одно время они задумали упражняться во французском языке. Хорошо говорила по-французски только тетя, несколько хуже сестра Владимира Галактионовича Мария Галактионовна и дядина сестра Мария Федоровна, разошедшаяся к тому времени со своим мужем и жившая со своими двумя детьми и старой матерью у нас.

Впрочем, из этих занятий ничего путного не вышло: они послужили только лишним поводом для шуток и веселья. Дядя изобретал разные слова, которых не понял бы ни один француз.