Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909

При этом мы слыхали, что их не разделяют никакие принципиальные разногласия, что тогда казалось чрезвычайно существенным. Мы заранее рисовали картины их безоблачного счастья.

Приехав в Петербург, я довольно скоро встретилась с Миловидовой. Я считала неудобным спрашивать ее о Красине, но пребывала в уверенности, что он не замедлит присоединиться к ней.

Но он уехал на Кавказ, а Миловидова вышла замуж за Кудрявцева.

В чем тут было дело, я не знала, да и не старалась узнать. Я чувствовала только горькое разочарование и боль. Не такую, разумеется, как заинтересованные лица, но все же очень чувствительную.

Мои иллюзии разлетелись в прах. Я убедилась, что человеческие отношения гораздо сложнее, чем это кажется в 16 лет.

Несколько лет спустя Миловидова разошлась с Кудрявцевым, а еще через некоторое время вышла-таки замуж за Красина, не подозревая, конечно, какое удовлетворение доставила этим мне. Мы иногда встречались, но были не настолько близки, чтобы касаться таких интимных сторон жизни.

В ту же весну я познакомилась с Николаем Петровичем Ашешовым. Судьба не раз сводила меня с ним и впоследствии, во время моей журнальной работы, и я всегда встречала в нем доброго товарища.

Но его романтические дела мне тогда как-то не нравились. Он завел флирт с одной из наших одноклассниц, вышедшей из гимназии по окончании 6-го класса. Мне казалось, что флирт этот носил с обеих сторон явно несерьезный характер, а я к этому относилась крайне неодобрительно.

Однако, когда Ашешов получил разрешение продолжить университетское образование и уехал осенью в Москву, флиртовавшая с ним гимназистка поехала вслед за ним. А через некоторое время мы узнали, что они повенчались в Москве. Очевидно, дело было серьезнее, чем мы себе вообразили на том основании, что она не окончила гимназии.

Между тем мы сами вовсе не считали гимназический курс обязательным для получения общего образования.

И тем не менее наше чутье не обмануло нас, их брак не оказался прочным. Вскоре он распался, к счастью, без всяких трагедий.

Третий студент, с которым я тогда познакомилась, был Андрей Александрович Аргунов, чуть не единственный из приехавших студентов, оставшийся верным народничеству, тогда как огромное большинство пошло за вождями нового течения.

Мои подруги, уехавшие в Москву, поддерживали с Аргуновым дружеские отношения, но я в то время настолько отдалилась от народничества, что это повлияло и на охлаждение моих отношений с Аргуновым.

Кроме приезжих, на вечеринке собрались и некоторые нижегородские ссыльные. С ними мы тоже до сих пор не встречались. Пришли и дядя, и Владимир Галактионович.

Фельдшерица познакомила нас с несколькими студентами, не отказывавшимися просто поболтать с молоденькими девочками. Но большинство с презрением смотрели на желторотых гимназисток. Они были так же принципиальны, как мы сами. Их интересовали только принципиальные споры и мнения представителей другого поколения интеллигенции. Мы со страстным интересом прислушивались к завязавшимся спорам, и перед нами открывался целый новый мир. Оказывалось, что революционные стремления это еще далеко не все. Между различными направлениями революционеров целая пропасть, и они относятся друг к другу не только подозрительно, но некоторые даже враждебно, особенно молодежь. Наши «отцы», которых мы стеснялись, но в то же время ставили недосягаемо высоко, для этой молодежи действительно были «отцы», вроде стариков Кирсановых, отжившие, устаревшие народники, а мы-то считали, что название «народник» — величайшая честь.

Новое направление еще не определилось тогда вполне, намечались только его основные черты, и выяснилось оно главным образом на полемике с народниками. Причем всех, не соглашавшихся с новыми взглядами, московская молодежь стремилась свалить в одну кучу, окрестив народниками. Но даже я, при всей своей неподготовленности и наивности, знала, что и дядя, и Короленко относились к народникам крайне отрицательно.

Как же так? Почему их соединяют с теми прекраснодушными народническими писателями, которых они не признавали? Неужели за то, что и те, и другие стоят «за народ»? Это казалось нам какой-то непонятной ересью. А между тем непосредственный интерес влек нас к молодежи, проповедовавшей всегда самое новое, передовое.

Надо было непременно хорошенько разобраться в этих новых идеях. Не может быть, чтоб исключенные студенты проповедовали что-нибудь нехорошее, несправедливое.

Задача оказалась трудной. К нашим новым знакомым обращаться было неудобно. Им скучно было объяснять нам такие, с их точки зрения «азы». А наши «отцы» явно не могли быть нашими руководителями на новых путях. Я вспомнила тут своего первого развивателя, А. И. Богдановича. Я предчувствовала, и на этот раз правильно, что именно он мог бы вывести нас на правильный путь.

Это и случилось, но много позднее. В это время его не было в Нижнем. Он переехал в Казань и редактировал газету «Волжский вестник».