Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909

Разрешения на издание новой газеты давались тогда очень трудно. Боясь прессы, местная администрация всячески препятствовала появлению новых печатных изданий. А от губернатора зависело почти все. Стоило губернатору дать неблагоприятный отзыв, и управление по делам печати в Петербурге разрешения не давало.

И все-таки в Нижнем новая газета открылась. Она тоже называлась «Нижегородский листок», так как была выкуплена у прежних издателей, дела которых шли все хуже.

Прежде все местные газетные кампании проводились в казанском «Волжском вестнике». Впрочем, и после основания нового «Листка» иногда нападки на нижегородских деятелей приходилось печатать в «Волжском вестнике», а казанцев обличать в «Нижегородском листке». Местная администрация лишь изредка разрешала затрагивать «своих», умевших хорошо ладить с губернатором.

Во время жизни Короленко в Нижнем во главе местной администрации стоял знаменитый в свое время губернатор Баранов, честолюбивый, деятельный и неглупый. Он чрезвычайно стремился к популярности, но ни в малейшей степени не желал поступаться своей властью.

Он высоко ценил Короленко, как писателя, и ему льстило, что Нижний, не имевший даже университета, стал одним из центров интеллигенции. Баранов наивно полагал, что причина здесь в нем, просвещенном и либеральном администраторе.

Иногда он вызывал к себе Короленко и рассказывал ему о задуманных реформах. Однажды он сообщил ему, что хочет внести в правительство проект об уничтожении жандармерии, и просил Короленко прослушать его. Короленко выслушал.

Баранов с торжествующим видом обратился к нему:

— Ну? Что вы на это скажете?

— К сожалению, — ответил Короленко, — я должен сказать, что не сочувствую этому.

— Как, вы, Короленко, не сочувствуете уничтожению жандармерии?!

— Видите ли, ваше превосходительство, — сказал Короленко, — в нашем положении поднадзорных существование двух параллельных властей — полицейской и жандармской — иногда является спасением. Они обычно друг с другом на ножах, и если один не дает дохнуть неблагонадежным элементам, другой, в пику ему, заступается за них и обратно.

Баранов раскатился густым генеральским смехом.

— Оригинально! — сказал он довольно кисло. — Ну, а какой проект предложили бы вы?

— Я, — сказал Короленко, — я предложил бы на первой странице Свода Законов напечатать: «Эти законы должны соблюдаться».

Баранов опять расхохотался.

— Да ведь законы для того и издаются, чтобы их соблюдали.

— Может быть, их для этого издавали, но это было давно и с тех пор позабылось.

Баранов был разочарован. Из совещания с известным писателем ничего не вышло, и он почувствовал, что популярность его от этого не возросла.

И Короленко, и Анненские, и все их близкие знакомые вели очень деятельную занятую жизнь. Кроме работы по специальности, по просьбе своих молодых друзей, они организовали для них курсы образовательных лекций. Анненский читал курс политической экономии, Короленко литературы, тетя — истории педагогических учений, один их знакомый доктор А. Ю. Файт — физиологию. У каждого из лекторов была своя группа, усердно посещавшая его чтения.

Но молодежи этого было мало. Им хотелось слушать и обсуждать более современные, животрепещущие темы. Дядя вспомнил общество «Трезвых философов», в котором он участвовал в Петербурге, и предложил возобновить его в Нижнем.

Потребовалось большее помещение, притом у людей, которые не возбудили бы подозрительного внимания полиции. Получить официальное разрешение, нечего было и думать. При всем «либерализме» Баранов никогда бы его не дал.

Но подходящие квартиры все же нашлись. Собрания стали устраиваться в большой квартире домовладельца и присяжного поверенного С. С. Барашова, у другого домовладельца и члена городской управы Н. А. Фрелиха и не помню у кого еще.

Собрания вышли многолюдные и очень оживленные. Рефераты читали Анненский, Короленко, Елпать-евский и некоторые представители местной ссыльной колонии. Теперь новое направление революционной мысли уже определилось и получило название марксизма.

Из первых нижегородских марксистов мне особенно запомнился авторитетный и непримиримый — Сомов. С внешней стороны он был довольно верно изображен Боборыкиным в его романе «В путь-дорогу». Это был маленький человечек, с неизменной длинной трубкой, торчавшей или в углу рта или в верхнем кармане его пиджака. Но его внутреннего содержания, того жара, которым всегда горел Сомов, Боборыкин не понял и не мог понять.

Сомов с головой ушел в новое учение и стал яростным врагом народников.

На собраниях «Трезвых философов» закипели жаркие споры, продолжавшиеся и на частных квартирах, в кружках молодежи.

Кроме народников и марксистов, в Нижнем было еще несколько толстовцев, проповедовавших вслед за своим учителем непротивление злу и уход от культурной жизни. Недалеко от Нижнего основалась одна из первых толстовских колоний, где последовательные толстовцы «сели на землю», с тем чтобы кормиться трудами рук своих.

Писатель-народник Каронин (Петропавловский) описал эту колонию в повести «Норская колония».