Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Параллельно вышла из тени, 19 октября 1911 года объявив «всеобщую мобилизацию», ВМОРО. К этому времени она, под руководством «обновленного ЦК», возглавленного идейным и совершенно беспощадным боевиком Тодором Александровым, выйдя из многолетнего кризиса, объявила себя преемницей старой Организации, а все мелкие осколки, не признающие ее верховенства, — «уголовниками». И в целом это соответствовало истине.

Платформа у этих серьезных (в рядах остались классические фанатики) парней была предельно проста. Все разговоры о «македонском народе» — измена. Все, кто что-то на эту тему лопочет, — «предатели». Македония — это Болгария (в крайнем случае, субъект федерации). А единственное средство добиться свершения «общего дела» — война (и, таким образом, главная задача — любой ценой заставить царское правительство «обнажить нож»

).

По турецкой территории вновь прокатилась волна взрывов — как правило, с последующими погромами. На всякий случай, чтобы определиться вполне, в начале 1912-го делегация «политического крыла» ЦК — несколько приличных господ — отправилась в Европу. Побывали в Париже, Лондоне, Вене, Петербурге, но вернулись с нерадостными выводами: «великие силы» желают на Балканах статус-кво, как и предупреждал Александрова его близкий друг Димитр Ризов — тот самый. После этого в действие привели «план Б»: мелкие, без крови и руин, теракты «дома», сопровождаемые заявлениями от имени «турецких подпольщиков»: дескать, берем на себя, прекратите задирать Турцию, унтерменши, а не то вообще отравим водопровод.

Грубо? Безусловно. Аляповато? Без сомнений. Но, учитывая, что большинство тогдашних болгар, особенно на селе, «университетов не кончали», действовало. Народ, которому ученые люди и «батьки» подтверждали, что турка таки озверела, зверел в отместку, и в конце концов обрабатываемое со всех сторон общество дошло до нужной кондиции.

«Замечается воинственное настроение почти во всех общественных кругах, — писал в дневнике Петр Абрашев, министр юстиции. — Грозный призрак войны уже не страшит даже самых боязливых. Все признают, что турки навязывают войну, и согласны, что правительство поступает правильно, готовясь к войне. [...] Наиболее яростны военные, "македонствующие", а также "стамболовисты", "радослависты" и "русофилы" из Демократической партии. Согласились, что надо поездить по Болгарии, чтобы непосредственно познакомиться с настроениями. Я объехал две трети округов и вернулся с ожогами от воинственного жара. "Ударим и покончим с этим", — говорили мне везде. Выходило, что населению надоело слушать о неизбежном нападении турок. Мирные и работящие люди хотят войны с Турцией не для чего другого, а чтобы "покончить с этим". Они смотрят на войну как на работу, которую нельзя не сделать. Этого уже нельзя остановить».

И вот в такой обстановке по приказу Тодора Александрова 18 июля (1 августа) в македонском городке Кочани, рядом с болгарской границей, опять рвануло, но очень сильно. В ответ толпа кинулась убивать христиан, и военные на сей раз не препятствовали, как это бывало обычно. В итоге погибли сразу «два зайца». Антитурецкие митинги в Болгарии стали повседневностью, а лозунг «Народ требует войны!», овладев массами, стал идеей. Но главное, что побоище в Кочани, где в «гражданские волнения»

вмешалась армия, идеально подходило под определение «внутренние беспорядки в Порте», зафиксированное в союзном Договоре как безусловный casus belli.

На всякий случай 28 августа (по новому стилю) очередной ослик с погромом случился еще и в городке Дойран, но это уже стало просто бонусом, ничего особо не добавившим. За день до того премьер Гешов пригласил к себе Димитра Ризова и поручил ему «подготовить жесткий демарш, по-настоящему жесткий», а также («на худший случай») составить Манифест об объявлении войны. Ризов ответил «Есть!», однако заключительный этап подготовки пошел не совсем по сценарию.