Повесть о юности

Времени просто не хватало. И вот завтра надо выступать на математическом кружке, а доклад не готов. И Борис, придя с занятия гимнастической секции, прежде всего сел за доклад — только потом принялся за уроки.

Уже поужинали, уже Надя пришла со своих занятий, и Светланка, ложась спать, пожелала ему спокойной ночи.

— Ну, как обстановка на твоем фронте? — спросил отец, снимая сапоги.

— Много уроков нынче, — ответил Борис.

— Успеешь?

— Успею…

Но не успел.

Литературу, как самый нелюбимый предмет, он отложил под конец и взялся за нее, когда у него уже стали слипаться глаза. Он кое-как просмотрел по учебнику, что там говорится об Онегине, о Ленском, и закрыл книгу. Владимир Семенович спрашивал его на днях и завтра, конечно, не спросит.

Но Владимир Семенович рассудил иначе. Он обратил внимание, что в последний раз Борис хорошо отвечал о «Цыганах» Пушкина — совсем хорошо, так что можно было даже поставить пять. Но Владимир Семенович счел это баловством тогда и поставил четыре, с тем чтобы через день-два проверить: случайно это или Костров всерьез взялся за работу? И поэтому теперь он первым вызвал Бориса.

— Ну, что вам понравилось из «Евгения Онегина»? Прочтите! — сказал он и, сняв пенсне, приготовился слушать.

— А вы не задавали, Владимир Семенович, — ответил Борис.

— А разве обязательно нужно задавать? — и на губах его уже играет знакомая язвительная усмешка. — Неужели вам самому ничего не захотелось запомнить из этого бессмертного произведения? Неужели ничего не понравилось?

Борис молчит, Борису стыдно, и, как бы для того, чтобы усилить этот стыд, Владимир Семенович читает на память:

…Ах, новость, да какая!Музыка будет полковая!Полковник сам ее послал.

Какая радость: будет бал!Девчонки прыгают заране;Но кушать подали. ЧетойИдут за стол рука с рукой.Теснятся барышни к Татьяне;Мужчины против; и, крестясь,Толпа жужжит, за стол садясь.

Он читает негромко, без малейшей приподнятости, декламации, и пушкинский стих вдруг оживает, начинает говорить и совсем по-новому звучать, наполняясь незамеченными до сих пор смыслом и красотою.

— Вот мы с вами не жили в той жизни, не бывали на дворянских балах, а представляем»: «Толпа жужжит, за стол садясь». Это делает слово! — говорит Владимир Семенович классу, а потом, резко повернувшись к Борису, замечает:

— Любить нужно слово, молодой человек! Любить!.. Н-ну-с! Обрисуйте мне образ Онегина. Это, по-моему, как вы говорите, задавали!

До чего ж это тяжко, когда хочешь сказать, а не можешь — не хватает слов! А еще хуже, когда и сказать нечего!

— Евгений Онегин… — начал Борис, переминаясь с ноги на ногу, — Евгений Онегин — главный герой гениальной поэмы Пушкина.

— Не поэмы, а романа в стихах, — поправил Владимир Семенович.

— Романа в стихах, — как эхо, повторил Борис и откашлялся, соображая тем временем, о чем же ему говорить дальше. — Родился он… э-э-э… «родился на брегах Невы»… Отец его был барин, помещик, и дал сыну аристократическое образование… Он обладал умом.

— Кто обладал умом? — спросил учитель. — Отец или сын?

— Сын.

— Из вашей фразы можно понять и так и этак. Потом, что это за язык? «Он обладал умом»… Должен вам заметить, я не первый раз слышу от вас это слово. И один герой обладал умом, и другой герой обладал умом. Слова! А за ними — ни мысли, ни понимания. А еще чем он обладал?.. А откуда это видно? Чем это объясняется? И что из этого вытекает? Какую роль это играет в сюжете произведения? И, кстати, может быть, вы подыщете какой-либо другой глагол? «Обладал»… Нехорошо! Сухо!

Так, с грехом пополам, поминутно «экая» и покашливая, Борис рисовал некоторое подобие Онегина. Но подобием Владимир Семенович удовлетвориться не хотел, и обмануть его было трудно.

— Что ж это, молодой человек? — спросил он, берясь за ручку. — Думали: раз спросил учитель — можно не учить? Так-с?

— У него сегодня доклад, — среди общей тишины раздался робкий голос Вали Баталина.

— Доклад? — переспросил Владимир Семенович. — Какой доклад?

— По математике. О Лобачевском, — ответил Борис.

— Ах, о Лобачевском! Причина вполне уважительная! По этому случаю я вам поставлю два балла, молодой человек!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ