Повесть о юности

— Да, но если ученика захватили в плен!..

— То есть как «в плен»?.. Владимир Семенович! А по-моему, вся наша работа заключается в том, чтобы захватить «в плен», «пленить», привлечь на свою сторону. И если ученик, выходя из школы, не знает, куда ему идти и что ему вообще интересно, — это приговор учителю. Значит, не сумел «пленить»!

Начался спор — один из тех споров, когда скрещиваются «предметы», интересы, направления мыслей и профессиональной устремленности. Полина Антоновна была убеждена, что в мужской школе главное место должны занимать точные науки, потому что ребята идут по преимуществу в технику. А у Владимира Семеновича это вызывало чуть ли не пароксизм ярости. Вскочив с места, он, как всегда в волнении, снял пенсне и, держа его перед глазами, заговорил:

— А что ваша техника значит без общего развития? Да и как можно говорить об этом в средней школе? Специализироваться они и в вузе успевают. Там специализация начинается! А в школе нужно формировать всесторонне развитого, образованного человека, гармонического человека. В школе создается человек, а не специалист. И нужно, чтобы он знал все, что полагается культурному человеку. А то так и уйдет с Большой Медведицей или, положим, с Лобачевским, при всем моем к нему уважении.

— Что же, значит, по-вашему, — тоже разгорячилась Полина Антоновна, — Лобачевский, математика вообще не воспитывает человека? Она важнейшие стороны его воспитывает!

— Именно — сто́роны, разрешите вам заметить! — не сдавался Владимир Семенович. — А человек?.. Его общий облик?.. Его мировоззрение, целенаправленность? Моральные критерии? Знание жизни и умение разбираться в людях? А значит, и внутренняя работа над самим собой!

— Послушаешь вас, товарищи, точно на вас весь мир держится! — вступила в разговор учительница географии. — А разве для полноты мировоззрения человеку не нужно знать лицо своей страны, лицо земли? Мировоззрение, разрешите вам сказать, — это очень сложное понятие!

— Ну, а тогда и о нас, маленьких людях, не забудьте! — улыбнулась преподавательница английского языка. — Без знания языков тоже не может быть культурного человека!..

Сергей Ильич был занят — просматривал классный журнал, но едва Владимир Семенович начал свою тираду, он стал прислушиваться и теперь решительным жестом захлопнул журнал.

— Ну, сабантуй начинается! — подшутила Варвара Павловна.

— А чего вы смеетесь? — так же решительно повернулся к ней Сергей Ильич — Да, сабантуй!.. Мне мамаша одна говорит нынче: «И зачем дети теряют время в вашей рабочей комнате на изготовление каких-то ручек для щеток. Неужели купить нельзя?» А мы говорим о мировоззрении, о формировании!.. Нам ломать все нужно! Человек формируется — разрешите сказать вам, Владимир Семенович, — во времени, а не абстрактно, для своего времени и для своей эпохи формируется. А у нас эпоха великих строек и электрификации, атомная эпоха начинается. У нас техника на каждом шагу — от домашнего утюга до реактора. А где основа техники?

— Физика! — в том же шутливом тоне подсказала Варвара Павловна. — Сергей Ильич прямо локтями распихивает место для своей физики.

— И плохо распихивает! — еще больше распаляясь, набросился на нее Сергей Ильич. — Будь моя власть, я бы все ваши гуманитарные науки на пятьдесят процентов сократил.

— Почему не на сто? — усмехнулся Владимир Семенович.

— Хватит и на пятьдесят! И педагогику вашу — по книжечкам да по учебничкам, отсюда и досюда — всю перекроил. Да, да! Труда нужно больше, работы, самостоятельности!

— Товарищи! О чем вы спорите? Даже смешно! — сказала наконец внимательно слушавшая всех Зинаида Михайловна. — Мы все делаем одно дело. Каждый из нас оттачивает ту или иную грань в личности человека, и история, кстати сказать, тоже играет в этом крупнейшую роль. Одна грань может быть меньше, другая больше, но каждая нужна, каждая создает тот психологический рисунок, по которому мы формируем сознание будущего человека коммунистического общества. Здесь не может быть спора! Тут вопрос о том: как это сделать? Как тоньше, чище отшлифовать эти грани, чтобы они сверкали.

— И другой вопрос, — не унимался Сергей Ильич, — какую грань делать больше, какую меньше. А от этого весь этот самый психологический рисунок зависит.

В это время прозвенел первый звонок, и учителя стали разбирать журналы.

— Да, но разговор-то у нас начался с Кострова, — сказала Полина Антоновна. — Вы все-таки его недооцениваете, Владимир Семенович.

— Скажите попросту: придираюсь! — съехидничал Владимир Семенович.

— На воре, видно, шапка горит! — усмехнулась Зинаида Михайловна, легким движением доставая нужный ей журнал. — Нет, что ни говорите, быстро растущий мальчик. Другого ведь с места не сдвинешь, не растормошишь. А Костров… Он, как Гвидон, не по дням, а по часам растет.

— Это вы говорите потому, что Костров по вашему предмету… так сказать… — хотел что-то ответить ей Владимир Семенович, но она укоризненно поглядела на него.