Повесть о Сашке

— Ночь уже скоро. Ладно, оставайтесь ночевать на сеновале в сарае. Идите — дверь там открыта.

Санька с ребятами разлеглись на прошлогоднем сене и начали жевать захваченную с собой еду. Тут вошла хозяйка.

— Вы тут огня не разжигайте, а то спалите все на хрен.

— Тетенька мы не будем. Поедим и сразу спать.

— Поедите? Что-то я у своих односельчан таких штук не замечала, — сказала хозяйка уставившись на американскую галету, которую жевал Петька.

— Да добрые люди, нам Христа ради дали, — покраснела Сашка.

— Добрые люди? Где же ты нашла таких? Не в лесу ли часом?

— Нет.

— На нет и суда нет, — засмеялась тетка и что-то швырнула под ноги Сашке.

— Что это?

— Обувка. Уж не обессудь, какая есть.

— Спасибо, — сказала Санькп разглядывая ботинки для Петьки.

— Твое спасибо, в карман не положишь и в стакан не нальешь, — сказала женщина, покидая сарай.

«Странная тетка. Может она этими ботинками, глаза нам хочет замылить, а сама ночью побежит докладывать немцам», — подумала, засыпая Сашка. Спала она беспокойно, а чуть свет, разбудила малышей и пошла с ними в лес. С теткой она решила не прощаться, тем более что шли они вовсе не на Егоровку и добираться им до места назначения еще сутки.

Галина Полушка потому как начала возиться собака поняла, что ее вечерние визитеры готовятся отбыть, но не подала и вида. После того как недобрые люди забрали у нее козу вставать чуть свет ей был не с руки, она встала в семь часов, похлебала щей, закурила самокрутку. Выпустила собаку во двор, умылась из ведра и пошла колоть дрова. Это заняло у нее часа два, после этого она натаскала воды из колодца и начала поливать огород. Так она возилась с перерывом на обед, до вечера.

Часов около семи, по поведению собаки она поняла, что к ней кто-то идет.

«Кого это черти несут?» — подумала женщина.

Это оказался ее племянник — Степан. Галина иначе как «бестолковый» его не про себя не называла.

— Привяжи собаку, — скомандовал Степан.

— Зачем?

— Сейчас люди сюда придут.

— Какие люди?

— Немцы.

— Это не люди, это твои хозяева.

— Что?

— Раз они взяли тебя вертухаем работать, так значит хозяева.

— Чего ты старая мелешь?

Подошли два немецких солдата, по всему виду на подпитии.

— Мамка, у тебя быть партизан? — строго спросил один из них.

— Какие партизаны?

— Нам староста говорить, что к тебе из лесу пришли люди.

— Вы что сдурели? Дети сюда заходили, есть просили, но я им не дала.

— Какие дети? Ты же знаешь, что о всех чужих надо немедленно сообщать в комендатуру, — вмешался Степан.

— Стучать значит? Бросить хозяйство и бежать к вам в комендатуру? Ни хрена себе предъява! А рожа не треснет? Никогда Галя Полушка стукачкой не была — ни в лагере, ни на воле.

— А теперь, старая дура, будешь, — сказал Степан.

Немец услышал, что разговор между родственниками идет на повышенных тонах ткнул женщине автомат под ребро. Та от неожиданности вскрикнула. Пес бросившись на защиту хозяйки остервенело загавкал. Немец нажал на курок. Пса от автоматной очереди отбросило в сторону, почти разорвав пополам. Несколько капель крови попало немцу на сапог, тот выругался, сорвал лист лопуха и брезгливо вытер. Потом снова толкнул Галину:

— Мамка шнапс давай.

Галина стояла, как завороженная глядя в глаза Степану.

— Говорил же я тебе, чтобы привязала собаку, — опустив глаза сказал племянник.

— Зря он это сделал, — пробормотала женщина.

— Мамка — шнапс, иначе, пух, пух, будет, — пьяно гоготал немец.

— Давай, тетя Галя, двигайся. Немцы они серьезные люди, ждать не любят.

— Они не люди, а падлы.

— Шевелись, если не хочешь чтобы и тебя пристрели.

— Ладно, налью я вам.

Немцы с Степаном, пьянствовали всю ночь. Галина, отдав им четвертную самогона и продукты сама улеглась в сарае, где до этого ночевали дети.

На рассвете, она тихонько зашла в дом и вынесла оттуда две корзины — все, что не съели незваные гости. После этого она взяла бутылку керосина и замок. Выйдя на крыльцо она снаружи заперла дом на амбарный замок. Она старалась не шуметь, но искореженные артритом руки слушались плохо.

— Эй, что там такое? — проснувшись, спросил племяш.

— Ничего. Прибираюсь я.

Как не был пьян Степан, но понял, что творится что-то странное и попытался выйти во двор. Но дверь была заперта.

— Эй, тетя Галя, не дури, — крикнул он.

Женщина в это время принесла к дому несколько охапок сена и вязанку хвороста.

— Что ты делаешь? Немцы не простят этого ни мне, ни тебе, — взвыл Степан увидев это.

— Мне на их прощение плевать.

Степан сначала навалился на дверь — засов выдержал, потом попытался выстрелами разбить его. Но старая дверь не поддавалась. Проснувшиеся немцы попытались выломать окна, но доски держались крепко.

Галина, вылив остатки керосина на солому у двери, подожгла спичку. Пламя весело побежало по керосиновым дорожкам к соломенной крыше.

Женщина села в отдалении и спокойно куря наблюдала как оккупанты пытаются вырваться из объятого пламенем дома.

— Хорошо, что я не стала доски с окон снимать, когда с зоны вернулась. Правильно поступила.

Когда крики в доме прекратились, она затоптала окурок и сказала: