Маруська вышла в коридор. Савельева причесывалась перед зеркалом.
— Я сейчас вернусь в зал, — улыбнулась она Маруське.
— Вам нужно немедленно уйти, — сказала Маруська. — Здесь теперь очень опасно. И потом — нам уже все ясно и вы больше не нужны.
И снова Маруська увидела, как в глазах Савельевой мелькнули растерянность и страх.
— Нет, — нервно сказала Савельева. — Я обещала товарищу Кондратьеву быть в зале. Я не уйду!
— Это приказ. Идите рядом, ни шагу в сторону!
— Хорошо, — Савельева растерянно пожала плечами. — А платок и сумочка?
— Не беспокойтесь, — улыбнулась Маруська. — Их возьмут наши. Завтра все получите в целости.
— Мне на Сенную. Я к тетке ночевать.
— Ваше дело, — ответила Маруська. — Я вас, само собой разумеется, провожу.
Швейцар закрыл за ними дверь и начал кричать на рабочих, которые таскали ящики с пивом:
— Грязи-то, грязи от вас! И дверями не хлопайте, клиентов это беспокоит! Погодите, я на крючок закреплю! — Он вышел во двор.
Травкин, который стоял у зеркала и курил, не пошел за ним. Это была ошибка…
Швейцар приблизился к одному из рабочих, опасливо оглянулся:
— Менты нащупали официанта. Он не кремень, сам знаешь.
— Сведения точные? — Рабочий затоптал окурок.
— Мусориха Савельевой проболталась. Они теперь ушли, мусориха ее силком увела. Только у нас условлено — Савельева в любом случае пойдет на Сенную.
— Официанта успокой и сразу догоняй Савельеву. Если что — знаешь, как быть… — Рабочий понес ящик с пустыми бутылками к штабелю в углу двора.
Швейцар вернулся в вестибюль, заглянул в зал, крикнул:
— Аксентий, принеси пивка, в горле пересохло.
Через минуту чернявый уже подходил к гардеробной с бутылкой пива в руках.
— Зайди-ка, — поманил его швейцар. Дверь гардеробной закрылась.
И здесь Травкин допустил вторую ошибку. Вместо того, чтобы подойти к дверям и подслушать, о чем разговаривают швейцар и официант. Травкин, считая, что этот разговор крайне важен, а он всего не услышит или не поймет, — побежал в зал за Колей. А когда вернулся к гардеробной вместе с Колей, — швейцара уже не было, а среди опрокинутых вешалок лежал окровавленный официант и гаснущим взглядом смотрел в потолок…
В виске у него торчала рукоять финского ножа.
— Ах, Травкин, Травкин, — только и сказал Коля. — Вызывай скорую, я попробую догнать швейцара. — Коля побежал к машине.
Подскочил милиционер в штатском:
— Все в порядке, товарищ начальник!
— Швейцар в какую сторону ушел? — крикнул Коля. — Видели?
— Видел, — растерянно сказал милиционер. — Направо, к Сенной он побежал… Случилось что, товарищ начальник?
Коля прыгнул на сиденье автомобиля:
— Давай к Сенной!
…Савельева привела Маруську к церкви «Знамения богородицы», сказала приветливо:
— Спасибо вам, Мария Гавриловна. Если еще нужна буду — сообщите. Вы не беспокойтесь, здесь уже не страшно. Вот он, теткин подъезд. Рядом.
— Нет у тебя никакой тетки, — усмехнулась Маруська.
— Как… это нет? — Савельева отступила на шаг.
— Тихо… — Маруськин браунинг уперся Савельевой в живот. — Руки на затылок и вперед, шагом марш. Письмо зачем нам написала? Седой научил? Втереться хотела, стерва? Быть у нас глазами и ушами Седого?
В ту же секунду краем глаза она увидела мужской силуэт. Резко обернулась, крикнула:
— Стоять!
Швейцар ударил ее ногой. Браунинг вылетел из рук Маруськи, но она успела поймать швейцара за ногу, взяла на прием, и швейцар со всего маху грохнулся на тротуар. Маруська навалилась сверху, вывернула ему руки. Она не видела — не до того ей было, как Савельева спокойно подобрала ее браунинг, начала стрелять. Она стреляла в спину Маруськи, стреляла методично, в упор… Маруська так и осталась лежать, прикрыв собою швейцара.
А Коля опоздал. Он слышал выстрелы и даже видел вспышки, но его «форд» затормозил около Савельевой слишком поздно. Коля выскочил из машины, выбил у бандитки оружие и, завернув ей руки за спину, отшвырнул шоферу. Потом склонился над Маруськой. Она лежала лицом вниз.
Коля поднял ее и осторожно положил на сиденье автомобиля. Лицо у Маруськи было белое, обескровленное, остекленевшие глаза неподвижно смотрели в небо.
Коля был в таком отчаянии, что не выдержал и зарыдал. Он не видел, как шофер поднял швейцара с асфальта и подвел к автомобилю. Он долго не понимал, что от него хочет шофер, а тот тихо спрашивал — уже в который раз:
— Что будем делать, товарищ начальник…
Подъехала еще одна машина, сотрудники окружили автомобиль, в котором лежала Маруська. Все стояли молча…
«Маруська, Маруська… — давясь рыданиями, думал Коля. — Вот и пришел час расставания. Как же я перед тобой виноват, родная ты моя Маруська, как же я виноват, и прощения мне не найти никогда».
— Надо ехать, — сказал Травкин.
Коля проглотил шершавый комок:
— Все на Дворцовую… Я поеду со швейцаром во второй машине. Поводу машину сам. — Коля замкнул на запястьях швейцара наручники.
Когда первый автомобиль уехал, Коля сказал:
— Садитесь вперед, рядом со мной: есть разговор.
Швейцар взгромоздился на переднее сиденье. Руки ему мешали, и он все время пытался устроить их поудобнее.