Перед ними был как раз старик Бенч, между братьями Эндерс — Фрицем и Эрнстом. При какой-то задержке Пауля оттеснили, так что рядом с Францем оказался Абст. Франц на минуту слез с велосипеда. У него ослабла какая-то гайка, и Герман остановился, чтобы помочь ему подвинтить ее. Пауль видел, как Герман что-то торопливо сказал Францу и тот кивнул. Затем ряды снова смешались, и Герман оказался между братьями Эндерс. У Пауля не было с Францем никаких отношений, потому что тот последнее время совсем не встречался с Германом. К Герману Пауль привязался, как люди привязываются в тех случаях, когда судьба вдруг еще раз дарит им неожиданную дружбу. Точно мальчик, старался он проникнуть в чувства и мысли Германа, словно стремясь обнаружить что-то, благодаря чему жизнь Германа ярче его жизни. Собственное существование Пауля и до и во время войны текло однообразно, вызывая в нем смутное ощущение тревоги и обиды. Если бы кто-нибудь дал себе труд поразмыслить над этим, — правда, такого человека не находилось, — он подивился бы глубокой горечи, жившей в сердце Пауля, которое казалось иссохшим и неспособным ни на какие сильные чувства. И вдруг Пауль встретился с Германом; Герман дал себе труд поразмыслить и ничему не удивился.
Пауль заметил, что Франц хочет ему что-то сказать, и подъехал к нему.
— Займись Абстом, — сказал Франц. — Как только увидишь, что я говорю с Германом, будь рядом, а затем передай дальше то, что я тебе скажу.
И Пауль не удивился, что Франц так легко перемахнул через молчание и замкнутость последних лет. Он поехал рядом с Абстом.
— Герман, — начал Франц, — говори скорее, что мне надо делать.
— Прежде всего держи язык за зубами и… — Он осторожно продолжал, не глядя ни вправо, ни влево: — Укорачивайте ударник, чтобы он не доходил до капсюля.
Тут Герман поспешно обернулся к Эрнсту Эндерсу. Герман рассмеялся. Сказал что-то, от чего рассмеялся и Эрнст. Затем пристально начал смотреть вперед, и только его губы продолжали улыбаться. Он думал: «Если бы мне удалось поговорить с Крессом, кое о чем спросить его, а затем быстро передать дальше, до того как мы войдем в туннель… Там уже будет поздно…» Он снова крикнул что-то Эндерсу, смеясь. Когда тот расхохотался, Герман, не глядя ни вправо, ни влево и неслышно для остальных быстро проговорил то, что предназначалось только для Франца:
— Бенчу дай инструкции насчет литейного. Пусть ослабит капсюль, тогда он не разорвется, а только треснет пополам.
Фриц Эндерс громко сказал своему брату Эрнсту:
— Надумал что-то и воображает, будто опять сможет вертеть нами.
Эрнст уже не смеялся и ответил:
— Ну, он очень ошибается.
Франц переглянулся с Германом. Оба взяли на заметку этот разговор. Но они так и не узнали, кого имели в виду братья. Пора было сворачивать на проселок.
Пауль догнал Франца:
— Младший Абст не отстает, все спрашивает, что нужно делать. И чтобы немедленно, сегодня же утром.
— Перекалять пружину взрывателя. Охлаждать очень медленно. Тогда пружина потеряет упругость. Пусть передаст это Дерру, Мозеру и своему брату, а больше никому.
И Франц обратился с каким-то замечанием к ехавшему позади; его губы скривились подобием улыбки. Это придало странное выражение его лицу, обычно задумчивому и угрюмому.
Когда они свернули в поле, Бенч близко подъехал к Герману.
— А ведь сделать можно очень многое.
— Ты о чем?
— Часовой механизм… — пробурчал Бенч. Он и без того говорил невнятно и раскрывал рот только при крайней необходимости. — Трубку просверлить в одном месте, чтобы искра преждевременно коснулась пороха.
Герман кивнул. Правда, за последнее время он был не совсем уверен в Бенче. Но он от него и не отказывался. Он следил за Бенчем и ждал. Сейчас он бросил на него короткий взгляд. И каждый увидел яркие искорки в глазах другого, затаенный свет в том мраке, через который они все эти годы пробирались ощупью, в боязливом одиночестве.
Большинство рабочих проехало дальше, в Грисхайм. Небольшая часть свернула полем к группе зданий, где помещались некоторые цехи грисхаймских заводов. Вдали, за полями картофеля, новый поселок тянулся рядами розовых кубиков, над которыми лежал круглый диск солнца. Вокруг все было застлано легкой мглой. Люди из поселка по межам и по узеньким тропинкам спешили на работу. Все они слышали самые последние новости: уже перешли реку, уже взяты три деревни; в дальнейшем подробности не будут сообщаться, чтобы не давать информации противнику. Одни говорили: «Да еще правда ли?» Другие говорили: «А может, их только впустят, а потом и отрежут». Они не говорили: «нас», они говорили: «их». И еще: «К зиме все будет кончено, а что потом?..» — «Если к зиме все будет кончено, начнется еще что-нибудь…» — «Значит, пакт все-таки псу под хвост, а ведь еще вчера писали, что он крепче крепкого…» — «И кому это понадобилось?..» — «Рано или поздно этим должно было кончиться…»