«И дым отечества нам сладок и приятен», Землею итальянской проезжая,Я мысленно все время повторяла Знакомые слова, и мне казалось,Что вижу я далекие селенья:Идут и песню девушки поют,Хозяйки хлопотливые встречают Своих коров и пастушка с отарой, Хозяева, не прибавляя шагу,Степенно возвращаются с работы,Тайком поглядывают на дымок,Что вьется над трубою невысокой,И думают: «Ну, вот уже и ужин…»Мне виделись росистые луга Волынские: вдали чернеет лес Зубчатою стеной, и нависает Над ним туман безмолвным, серым морем Эй, вы, в лесу иль в поле, берегитесь,То вероломно движется трясучка!Но не страшит поехавших в ночное Туман в лесу, где манит их дымок:Там развели товарищи костер,Там сухо и тепло, роятся искры,Как золотые пчелы, пляшет пламя… «Скорее – на дымок!…»А я смотрела На итальянские бездымные селенья (Огня так мало нужно для «поленты»)И на поля, на страшные «ризацца»[52]Где невидимкой реет малярия,Ни дыма не боясь и ни огня,-И в каждом стуке мчащихся вагонов Одно мне слово чудилось: «Чужбина».Туннель! И дым влетел ко мне в окно Прогорклой тучей,- нехороший дым.Иль нехорош был уголь итальянский?Так не душил и дым в курной избе В моем Полесье… Как там славно пели На свадьбе дружки,- хата вся звенела,Был чистым звон, без хрипоты, хотя Едва виднелись лица в туче дыма;Тот горький дым нам выедал глаза.А все ж не так, как этот: потому ли,Что он древесный был – и наш, родной?…«Sampierdarena!»[53] Слава тебе, боже!Уж скоро Генуя, а там и отдых,И море, и веселый небосклон,И древний город гордой красоты Отважного, свободного народа…«Вот Генуя»,- куда-то вдаль рукою Показывает старый господин.А я смотрю – не вижу: мгла закрыла.«Скажите, сударь, часто ль тянет с моря Такой туман?» – я задаю вопрос.«Туман? То вовсе не туман, а дым.Он здесь всегда. Да поглядите сами!»И вправду: там, у пристани громадной,Во мгле седой похожие на мачты,Вздымались трубы тонкие,- и сколько Их было! Целый лес! «Да, здесь растет Богатство наше!» – важно молвил спутник,Но не были хрустальны окна фабрик.Из окон то богатство не сияло,Там, в окнах, что-то темное гнездилось…Я вспомнила тогда приморский город.Не итальянский, а другой, и третий,Четвертый,- у иных, родных морей,И город не у моря,- у реки Стремительной, гудящей на порогах,Как рейнская скала, где гул воды Какие-то колеса заглушают…А там – и села, даль полей, кудрявых От свекловицы… И повсюду трубы Высокие-высокие, как сосныНа горных кручах – разве что без веток… Мы въехали в предместье. Там стояли Задымленные, черные дома,Угрюмо сгорбившись. К печальным окнам Белье приникло, как сама нужда:Не выгнать,- хоть в окно гони, хоть в дверь. Выглядывали призраки из окон – Невольничьи, измученные лица,И плыл над ними дым, легчайший дым:Не душит он, глаза не выедает,А только небо прячет от людей.И солнышко у них крадет, и пьет Людскую кровь, и гасит свет в глазах,И все цвета из-за него седеют.Никто его не видит, но всегда,И днем и ночью, каждое мгновенье, Отчетливо, хоть скрытно и беззвучно,Он говорит: «Я здесь, всегда я здесь».Тот итальянский дым проник мне в сердце,И дрогнуло оно, и онемело,И больше не твердило мне: «Чужбина».