Илья бежал, прижимая к груди сумку с «раллером», а в голове его билась одна-единственная мысль:
«ИДИОТ!»
Нужно было добираться к Корнелиусу на такси. Брать тачку и ехать, не терять время. Но Дементьев решил перестраховаться, сбить вероятных преследователей со следа. Если машинисты СБА засекли точку входа в сеть, к Оглыеву обязательно придут. И шанс, что придут очень скоро, велик: по случаю беспорядков безы перешли на расписание военного положения, хоть и не объявили его, и на сигнал о работе ломщика среагируют быстро. Почему? Потому, что бунт — это не только стрельба на улицах. Бунт — это информация, это панические слухи и страшные подробности, ложь и правда, призванные подлить масла в огонь. Илья был достаточно опытен и понимал, что за аравийскими беспорядками обязательно кто-то стоит. И этот кто-то наверняка хочет, чтобы бои продлились как можно дольше, в идеальном случае — перекинулись на другие территории Анклава, а значит, его ломщики поведут свою войну, и за ними начнется охота. А разбираться, для чего ты ломал сеть, безы не станут.
Эти соображения и заставили Илью принять дополнительные меры безопасности. В самом Оглыеве Дементьев был уверен, если к старику придут — отбрешется, скажет, мол, сдал комнату случайному человеку, а для чего, почему — не знаю. Потом, конечно, потребует вернуть должок, но это потом, в будущем, до которого еще дожить надо. А если взять тачку рядом с домом, то можно влипнуть: таксистов безы сразу проверят. Вот и решил Дементьев отправиться к Корнелиусу на метро. Пешком добрался до станции, спустился под землю, без происшествий доехал до Таганки…
А едва вышел из вестибюля, как получил по физиономии: на площади буянили обкурившиеся черенки.
В одно мгновение улица превратилась в ад. Свамперы увидели баррикаду, поняли, что не пройти, остановились, не зная, что делать, — ведь по Донскому уже маршировали аравийцы, замешкались… И попали под перекрестный огонь. Из-за полуоткрытых ставен, из-за углов, из-за баррикады — отовсюду изрыгающие свинец стволы. Несколько байкеров упали, несколько успели вырваться на Донской, откололись от вагона, но большинство бросились под защиту мобилей и мусорных баков, прижались к стенам, упали на асфальт, укрываясь за мотоциклами. Пэт с Матильдой, Лакри с Ларой, Кимура, Дрон и еще с пяток мотоциклистов сумели забиться в узенький проход между домами. Вот там-то Пэт и увидела, как Рус потянулся за оружием.
— Дай мне пушку! Я умею с ней обращаться!
— Заткнись! — Это Лара. Обожгла взглядом, прижалась к другу.
Лакри же помолчал, затем кивнул и раскрыл седельную сумку, в которую перед гонкой положил пистолет Карбида.
— Не надо, — неожиданно заявила Матильда.
— Почему?
— Начнем стрелять — не отобьемся.
— От кого?
— От кого угодно! Их всех больше! Безов, местных, аравийцев… Вы со всеми воевать будете?
— Не воевать, — бросила Пэт. — Не воевать! Защищаться!
— Ввяжемся в бой — ляжем, — буркнул Кимура. — Нас мало.
— Белобрысая права, — согласился Рус.
— Меня зовут Матильда, — обиделась девушка.
Но Рус, похоже, не расслышал. К седельной сумке он больше не тянулся, задумчиво посмотрел по сторонам:
— Уходить надо, а не драться.
— Как уходить? — зло спросил Дрон. — Не видишь, что делается?
С Донского донеслись вопли и стрельба: аравийцы приближались.
— Машины надо бросать, — выдавил Рус. — Без машин дворами уйдем…
Свамперы побледнели. Перспектива потерять мотоциклы страшила их куда больше, чем риск оказаться под пулями.
— Рус, ты серьезно?
— Шутит он! — выкрикнула Пэт. — Шутит.
Лакри посмотрел на девушку:
— Что ты задумала?
— На Донской возвращаться нельзя — значит, поедем по этой улице.
Дрон громко выругался: он надеялся, что девке пришла в голову стоящая мысль, а услышал…
— Через баррикаду? — тихо спросил Рус.
— По второму уровню, — уверенно ответила Пэт. — Этого от нас не ждут.
Свамперы притихли, подняли головы, посмотрели на нависающие над головами металлические тротуары. Только они, только пешеходные дорожки…
— Не пройдем, — протянул кто-то.
— Я попробую, — отрезала девушка. — Вы — как хотите. Матильда!
Мата вздрогнула, но послушно уселась за спиной подруги. На улице вновь раздались выстрелы. Очереди. Грохот разрывающихся гранат. Судя по всему, к баррикаде вышел передовой отряд аравийцев.
— Как мы поднимемся наверх?
— Пандус видишь?
— А ворота перед ним видишь?
— Снесем!
— Она ведь отмороженная, — развел руками Дрон. — Точно отмороженная.
Рус покачал головой и вдруг улыбнулся:
— Да!
— Почему они не высовываются? — возбужденно прокричала Лика. — Почему не идут в атаку?
Секунд пять Митроха не мог понять, что имеет в виду женщина, а когда сообразил, зашелся в гомерическом хохоте.
— Ой, не могу! «Почему не идут?» Ой, умора!
— Чего я такого сказала?
— А ты сама подумай, метелка, почему они не идут. Ты бы пошла?
Лика опомнилась.