Рядом со своим вагоном она оборудовала тренировочную площадку. Расставила мишени и чучела. Обслуга из экипажа поезда всякий раз обновляла лозу и мокрую глину, чтобы Татьяна могла отрабатывать удары шашкой. Поначалу чехи, сторожившие «Везучий», отнеслись к этим тренировкам с насмешкой, сопровождая каждое ее действие комментариями, но Татьяна старалась не отвлекаться, сосредоточившись на навыках. Многие из тех мужчин, от которых она получила или личность целиком, или только навыки, имели некоторый навык стрельбы из нагана и рубки шашкой. И то, и другое было штатным оружием царской армии, а значит, каждый что-то да умел. Так в ее распоряжении оказалось несколько вариантов одного и того же практического навыка – разной степени мастерства.
Когда она началась стрелять, быстро поняла, что навык каждого человека привязан к его телу – габаритам, физическому развитию, каким-то своим особенностям. Сделав несколько выстрелов по мишени – все неудачные, под хохот чехов, – она проанализировала собственные ошибки, как если бы опытный инструктор наблюдал за новичком, только она разом была и тем, и другим. Затем она скорректировала свою стойку, хватку и дыхание. Следующие семь выстрелов она уместила в мишень. А следующие семь – в пределах яблочка. Чехи перестали смеяться. В тот же день она стреляла по мишеням, которые ей подбрасывали, стреляла на звук и на скорость, а уже на следующий день пошла молва о том, что княжне на ярмарках впору выступать. На третью тренировку собралась толпа зевак, которых пришлось удерживать тем же чехам.
С шашкой было не так просто – во-первых, для нее была нужна сила, а во-вторых, чтобы фехтовать, требовался второй человек. Казаки из десанта при бронепоезде составили ей компанию, и скоро она смогла порадовать зевак тем, как тупым тренировочным клинком отбивается от нескольких наседавших на нее противников.
Так крепло ее братство с обитателями поезда, которое еще принесет свои плоды.
«Бывает теперь такое, что я просыпаюсь по утрам и еще минут двадцать не могу вспомнить, за кого я – за красных или за белых.
Случается так, что соберется приличное общество, а мне их убить хочется, потому что все как один – буржуйская сволота и белогвардейская контра. А кровопийцы едят себе, смеются и не понимают, какая угроза над ними нависла. Вот такая во мне классовая ненависть. Аж самой от себя противно. Я ведь тоже эксплуататорша…
Иной раз говорят мне: «Татьяна Николаевна, у вас голос чудесный. Романс! Романс!» Я беру гитару и голосом своим томным и чистым затягиваю:
Конфуз. Сплошной конфуз. А все потому, что бытие определяет сознание… Тьфу! Выполнили товарищи Каппель и Гайда принародно данное мне обещание доставить красные головы, да получше. Самый отборных доставили. Разведданные из них оказались весьма кстати. Проклятый Колчак аж прослезился от радости – все как на ладони красные командиры, любимые товарищи мои – бери их голеньких. Не только дислокация открылась и планы военные – я теперь большевистских шпионов каждый день выглядываю и разоблачаю, потому как знаю их поименно – из воспоминаний, что в тех красных головах нашла. Только вот часто не шпионы это, а так – не определившиеся. Прыгают туда-сюда, лишь бы не расстреляли… Теперь точно расстреляют. Но дальше так длиться не может. Потому как, если красных из меня не удалить, я сама к ним уйду. Срочно попросила гниду Колчака раздобыть беляков для копирования – сил уже моих нет. Надо чем-то монархическим разбавить. А пока что запевай, ребята:
Когда она пришла в резиденцию верховного правителя, тот сразу по лицу ее понял, в каких она настроениях.
Сев на предложенный стул, девушка огляделась и недобрым голосом произнесла:
– А хорошо тут у вас. Уютно. Канализация, водопровод, электричество. Паровое отопление и вентиляция. Телефон даже есть.
– Купец Батюшкин строил этот особняк для себя. Здесь уютнее, чем в вагоне. Если хотите, перебирайтесь с бронепоезда сюда. Комнаты я вам выделю, – предложил Колчак.
– Вот и отлично. Будем оба сидеть в комфорте и ничего не делать. До самого конца так досидим, – девушка широко улыбнулась, но улыбка вышла фальшивой.
– Татьяна Николаевна, никак у вас опять эти дни?
– Какие эти? – недобро прищурилась гостья.
– Красные.