Поворот рек истории

– Потому что только иностранцы в Берлине курят немецкие сигареты. Немцы предпочитают доставать американские или русские.

– Увы, мои закончились, пришлось купить в уличном автомате.

– И все-таки, – спросила она настороженно, – зачем я вам?

– Потом, – сказал я, – надо ехать.

И махнул рукой, тормозя такси. В салоне довольно большого «аутоуниона» было душновато. Я открыл окно и тут же отпрянул в сторону – по противоположной стороне улицы мчался грузовик, в кузове которого сидели парни в сине-серых блузах FDJ.

– Это за мной…

– Да, дорогая, не волнуйся, мы успеем, – перебил я спутницу, показывая глазами на спину таксиста.

Он высадил нас у Оперы на Унтер ден Линден. Темнело. Яркие фонари и огни реклам освещали улицу. Контраст между темнотой неба и яркостью огней был столь поразителен, что создавал впечатление какой сюрреалистичности происходящего, может, потому этот вечер так мозаично запечатлелся в моей памяти?

Ресторан. Стакан виски со льдом. Музыка, кажется, какой-то народный хор. Она все еще смотрит удивленно.

– Линда, вы и в самом деле можете мне помочь, – я достал из кармана пиджака одну из пресс-карт, подобранных на Циммерштрассе, – мне очень хочется иметь такой документ, а заполнять его я не умею.

Она поглядела на меня снисходительно, а потом попросила у кельнера автоматическую ручку и быстро и уверенно заполнила все графы.

– Поздравляю, – ее улыбка была очаровательной, – теперь вы корреспондент газеты «Берлинский наблюдатель».

– А такая есть?

– Конечно. Только читателей не много.

Стакан рома в руке. Мы сидим в каком-то баре. Она пьет коктейль с большими кусками лимона.

Ночное такси, опять огни фонарей и рекламы. Ее рука в моей. Ее голова на моем плече. Запах лаванды и чего-то еще.

Ночной вокзал. Шипение паровоза и темные синие вагоны.

– Прощайте, Линда, удачи, она вам еще понадобится.

– До свидания, Карл, мы с вами должны увидеться снова.

– Где-нибудь, когда-нибудь, под цветущей вишней…

– До свидания, Карл.

Ее поезд давно ушел, хмурый служитель начал подметать перрон (надо же, где-то здесь все-таки убирают грязь). Надо возвращаться в реальность.

014

Ульм напоминал прифронтовой город, да, собственно говоря, и был таковым – расположенная за Дунаем часть города – Новый Ульм – контролировалась Баварией. В городе множество вооруженных людей – красноармейцы в новехонькой светло-зеленой форме, солдаты рейхсвера в традиционном фельдграу и архаичных пикельхаубе, на другой стороне реки занимали позиции национал-социалистические штурмовые отряды, облаченные в коричневые мундиры.

Солдаты старой немецкой армии держали под контролем приречные форты крепости и мосты через Дунай. Нигде в Германии столь остро не ощущалась угроза гражданской войны, как здесь.

Лишь под сводами огромного старого собора чувствовалось некоторое спокойствие. Эти стены видели слишком многое, чтобы волноваться по поводу новых смут.

Теодор Фридрих фон Лямпе не отказался принять у себя молодого корреспондента берлинской газеты, тем более, что речь шла о подвигах старого морского волка в минувшей войне. На эту тему обладатель Пур ле мерит был готов говорить бесконечно. Союзные транспорты и боевые корабли десятками тонули под ударами его торпед, и лишь коварство предателей в штабах помешало окончательной победе. После описания потопления русского крейсера «Громовой» (в реальности атакована была однотипная «Россия», не получившая серьезных повреждений) я спросил:

– Говорят, что вы сражались с русскими еще за десять лет до начала войны.

– Кто это говорит? – на лице почтенного ветерана отразилось изумление и даже испуг.

– Ваш боевой товарищ Вальтер фон Швингер рассказал нам, что вы атаковали русские корабли еще в 1904 году. По личному, секретному приказу Кайзера…

– Вальтер всегда был болтуном и тупым прусским зазнайкой! Не кайзера, ему такое и в голову не пришло, а лично гросадмирала фон Тирпица. Но это секрет, молодой человек, секрет…

«Вот ты и проболтался, немчура, – злорадно подумал я, – Тирпиц не мог отдать такого приказа – военные корабли подчиняются своим адмиралам и кайзеру, но никак не государственному секретарю имперской морской части».

– Но ведь прошло уже больше тридцати лет, это очень интересно для моей газеты.

– Гм… Тогда, если вам это интересно, приходите завтра.

– Завтра?

– В это же время, я приготовлю вам интересный подарок. Очень интересный для ваших читателей.

015

За кружкой пива в Биракадеми – самом старом и известном кабаке Ульма – я пытался понять, где же допустил ошибку. Старик явно занервничал после упоминания событий 1904 года. Более того, сразу же понял, о чем идет речь. Вальтер фон Швингер, на которого я сослался, очень удачно умер месяц назад в Потсдаме и вполне мог служить источником информации. Но что-то насторожило и напугало старика. И сразу изменился тон разговора. До этого он без колебаний и в прекрасном расположении духа вещал сказки о своих великих подвигах, а потом вдруг заговорил так, будто я своим вопросом разоблачил себя. Но почему?