Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства

В 1649 г. студенты Киево-Могилянской академии встречали стихами, приветственными речами и кантами Б. Хмельницкого, во время его триумфального въезда в Киев, прославляя его, как Моисея – спасителя и избавителя от польского рабства. Именно профессора и студенты академии увидели в самом имени «Богдан» хорошее предзнаменование, что он Богом дан Украине[526]. Не менее активно откликалась академия и на дальнейшие политические события в Украинском гетманстве.

В этом смысле интересно и отношение могилянских профессоров к такому аспекту в воспитании, как наказание. Преподаватели учитывали менталитет гордого человека. По правилам иезуитских коллегиумов «Ratio atque institution studiorum» ученики, которые считали физическое наказание личным бесчестьем, могли от него избавиться. В этом случае префект должен был назначить им другое наказание (дополнительные задания, сажание на специальную скамейку, «ослиный колпак» и т.д.)[527].

В украинских православных заведениях к вопросу унижения личности тоже относились очень осторожно. Следует сказать, что Гоголь, описывая порки в Киевской академии, следовал современным ему обычаям духовных бурс и грешил против исторической истины. Киевская академия эпохи Украинского гетманства относилась к наказаниям совершенно иначе. Публично пороли розгами при открытых дверях класса или во дворе под колокольный звон только особо провинившихся, после чего (после такого позора) уже следовало изгнание из рядов студенчества. В других случаях розгами наказывали приватно – например, в кельях самих профессоров[528]. Не было религиозного фанатизма и в повседневном быту академии. Так на литургию ходили только в воскресенье и по праздникам, исповедовались и причащались 3–4 раза в год, молитву перед началом учебы слушали стоя, а не коленопреклоненно и т.д.[529]

Серьезные возможности материальной поддержки со стороны меценатов академии создавали возможности, чтобы бедные, но выдающиеся студенты не чувствовали себя ущемленными по сравнению с сыновьями богатых старшин. Денежные пособия, аналогичные современным грантам, позволяли студентам путешествовать по Европе, расширяя свои знания и, что еще более важно, – кругозор.

Интересно, что еще Литовский статут в отдельном артикуле фиксировал право «каждого человека рыцарского и любого сословия»[530] выезжать заграницу «для наук» (а также для лечения и «лЂпшаго счастья свого»). Эта свобода перемещения сохранялась и в Украинском гетманстве. Выходцы с Украины часто учились на Западе, записываясь в университетских книгах, что родом из «Малой Руси», «Украйны». При этом называли они себя украинцами («ukrainensis»), русинами-украинцами («russo-ukrainienses») или казаками («Kosakorum»)[531].

Известно, что Феофан Прокопович по окончании Киевской академии учился в польском коллегиуме, а затем был направлен в Рим, посетив по дороге Вену, Хорватию, Пизу, Флоренцию, а на обратном пути в Украину (через несколько лет) проехал Швейцарию[532]. Стефан Яворский также учился в иезуитских коллегиумах в Познани и Вильно[533]. Мелентий Смотрицкий слушал лекции в Лейпцигском, Виттенбергском и Нюренбергском университетах. Иов Борецкий учился в Краковском университете и т.д.

Уже в начальных классах студентов знакомили с особенностями античной стилистики и овладения навыками написания поэтических творений (прежде всего – панегиричного направления, о чем мы расскажем ниже). Риторика как наука, рассматривавшая поэтические произведения в качестве способности свободно излагать свои мысли, в украинской интерпретации не была простым подражанием Западу. Умение красиво, складно и ярко говорить было нужно шляхте Великого княжества Литовского и Речи Посполитой для выступлений на сеймиках, ведения дискуссий в судах. Не менее важны были ораторские способности и на казацких радах, тем более – на старшинских[534]

.

Многие курсы преподавались в Киеве даже глубже, чем в аналогичных западных заведениях. Это касается, прежде всего, теории эпиграмм и эпоса. Кроме того, наблюдалось целенаправленное использование наследия античной литературы в тех направлениях, которые были наиболее близки украинской литературе – исторических песнях и думах, т.е. в эпическом жанре[535]. Тут можно вспомнить «Енеиду» И. Котляревского – представлявшую собой украинский вариант одноименной поэмы Вергилия[536].

На курсах поэтики и риторики обязательно устраивались декламации, диалоги и школьные драмы. И вот тут мы подходим к одному из наиболее любимых досугов Украинского гетманства: не удивляйтесь, к театру.

Хотя расцвет театральных представлений на Украине приходится на начало XVIII в., но традиция эта шла еще с конца XVI в., заразив этим действом даже консервативный Кремль[537]. В Украинском гетманстве имелись и собственные Мольеры – на рубеже XVII–XVIII вв. ими были Ф. Прокопович и Л. Горка.