«Мужчина предлагает майко лечь; тут он разбивает яйца, желток проглатывает, а белком смазывает ей заветное место, говоря: “Это мидзу-агэ. Покойной ночи, дорогая”. Затем гасит свет и выходит. На следующий день все готовится точно так же, он разбивает яйца, проглатывает желток, а белком смазывает у девушки между ног. “Это мидзу-агэ. Приятных сновидений, дорогая”. И так каждый вечер, день за днем. Но каждый раз он своими пальцами, смоченными в белке, углубляется все дальше и дальше. К концу недели майко привыкает к этой короткой процедуре и чувствует себя совершенно свободно. В этот момент мужчина, который, как понимаете, хорошо укрепил себя съеденными яйцами, легко совершает мидзу-агэ».
Живущей в Америке гейше подобный рассказ наверняка показался бы оскорбительным, но зато Ивасаки Минэко в своей книге немало места отводит борьбе за свою сексуальную независимость, то и дело рисуя неприглядные картинки, явно указывающие на неоднозначное понимание сексуальных функций гейш. Вот как она описывает свою реакцию на грубые приставания клиента:
«…Когда я поклонилась в знак приветствия, один из гостей, притворяясь пьяным, толкнул меня на пол. Я упала на спину и уже собиралась вскочить, когда он дернул меня за полы моего кимоно и задрал мне юбку, обнажая ноги и нижнее белье. Затем схватил меня за ногу и потащил по полу, как тряпичную куклу. Все смеялись, даже другие майко и гэйко, присутствовавшие в комнате.
Я была ошарашена, но в душе росла ярость. Я мертвенно побледнела. Найдя в себе силы высвободиться, я вскочила на ноги, одернула юбку и побежала прямо в кухню. Выхватив у одной из служанок нож для сасими, я положила его на поднос и вернулась в банкетную комнату.
— Значит, так, слушайте меня все, — сказала я. — Никому не двигаться!
— Успокойся, Минэ-тян! Я же пошутил. Я не хотел сделать ничего плохого.
Вслед за мной прибежала окаасан.
— Я собираюсь ранить этого джентльмена, могу даже убить. Я хочу, чтобы вы все поняли, как глубоко я оскорблена.
Подойдя к своему противнику, я приставила нож к его горлу.
— Нанеси удар — и он заживет, но потревожь сердце, и рана останется на всю жизнь. Ты ранил мое достоинство, я никогда не испытывала большего позора. Я не забуду того, что здесь сегодня произошло, никогда. Ты не заслуживаешь того, чтобы из-за тебя я села в тюрьму, поэтому отпущу тебя. На этот раз. Не вздумай никогда делать что-то подобное.
С этими словами я бросила нож на татами рядом с тем, на котором сидел гость, и, держа голову прямо, вышла из комнаты».
Если верить гейше Ивасаки, сексуальные домогательства ожидают ее коллег не только на работе, прямо подразумевающей по уже известным причинам такой риск, но даже на улицах спокойных японских городов, хотя в современных полицейских сводках описанные ниже нападения большая редкость:
«Однажды я возвращалась от святыни Симогамо, где выступала с новогодними танцами. Было пятое января. Я несла “стрелу демона”, талисман, который продают у синтоистских святынь, чтобы отгонять злых духов. Джентльмен средних лет шел прямо на меня. Проходя рядом со мной, он вдруг повернулся, схватил меня и начал лапать.
Я вытащила бамбуковую стрелу и вонзила ее в запястье мужчины. Я воткнула ее так сильно, как только могла. Нахал попытался высвободить руку, но я держала ее изо всех сил, вгоняя стрелу все глубже. Я холодно посмотрела на него и сказала:
— Вот что, уважаемый, у нас есть два выхода. Мы можем пойти в полицию, или прямо здесь вы поклянетесь, что никогда в жизни ни с кем вы так не поступите. Это зависит от вас. Ну, так что будем делать?
Он ответил немедленно, голос его звучал плаксиво:
— Я обещаю: больше никогда так не сделаю. Пожалуйста, отпустите меня.
— Я хочу, чтобы вы смотрели на шрам каждый раз, когда захотите причинить кому-нибудь вред, и останавливались.
В другой раз мы с Юрико прогуливались по улице Хана-ми-кодзи. Краем глаза я заметила троих мужчин, приближающихся к нам. Они выглядели пьяными. У меня появилось плохое предчувствие, но, прежде чем я что-либо предприняла, один из них схватил меня и закрутил мне руки за спину. Двое других стали приближаться к Юрико, и я крикнула ей, чтобы та убегала. Подруга увернулась и скрылась за поворотом.
В это время парень, который держал меня, наклонился и стал лизать мне шею. Это было отвратительно.
— Что за глупости! Разве не знаешь, какие теперь женщины? Ты бы поостерегся, — сказала я и приготовилась бежать. Он расслабился, а я схватила его левую руку и впилась в нее зубами. Насильник закричал и отскочил от меня. Из руки сочилась кровь. Двое других смотрели на меня полными удивления глазами. Наглецы сбежали.
Мои губы были покрыты кровью. Я была в двух шагах от окия, когда группа самодовольных молодых людей, явно пытающихся произвести впечатление на своих спутниц, обступила меня. Они искоса смотрели на меня и хихикали. А потом начали прикасаться ко мне. Один из прутьев корзинки, которую я несла, был сломан, и я выломала его до конца. Держа его перед собой в свободной руке, я направила его на атакующих.