Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

В «новоанглийских» и «рыцарских» ложах, бурно развивавшихся во второй половине столетия, как писал один русский масон, «ни одно собрание не обходилось без ресепции» (приема нового члена).

В старинных вольнокаменщических цехах будущий член братства должен был быть «допрошен надзирателем и диаконом всей области, чтобы им вызнать его знания и умения», ему также давали задание, «чтобы он показал, на что способен в своем искусстве» («Статуты Шоу»).

В новых масонских ложах имя, возраст, профессию и прочие отличительные признаки каждого кандидата указывали на отдельном листке. По завершении «трудов» листки помещали в мешок или коробку, которую поочередно подносили каждому из присутствующих по старшинству. Если кандидатура не вызывала возражений, рассмотрение вопроса назначали на следующем заседании. По правилу, после предварительного утверждения венерабль должен был дать поручение трем «братьям» собрать сведения о моральном облике претендента, однако на практике правило часто нарушалось или «комиссары» легкомысленно относились к своей обязанности, а члены ложи закрывали на это глаза.

Перед следующим заседанием комиссары опускали в «мешок с предложениями» свои донесения, составленные в письменном виде, и венерабль зачитывал их при всех. Если полученные сведения говорили не в пользу кандидата, ему отказывали в приеме, если же отзывы были благоприятными, вопрос о приеме выносился на голосование. В случае положительного исхода прием происходил через месяц.

Никто не мог быть принят в ложу без единодушного согласия всех без исключения присутствующих «братьев». Не разрешалось принимать более пяти членов в один день.

«Профана» вводил в ложу не тот человек, который рекомендовал принять его в братство, а другой, незнакомый с ним. Кандидата заводили в «комнату размышлений»[45], обитую черным сукном, с погребальными эмблемами и символическими предметами. В английском масонстве обряд посвящения начинался только с вводом в храм, но по французскому обряду пребывание в «комнате размышлений» уже было началом посвящения — очищением землей.

Стены этой комнаты были испещрены надписями: «Если тебя привело сюда пустое любопытство — уходи; если ты боишься узнать о своих изъянах, тебе здесь не место; если ты способен на обман, трепещи: он раскроется; если ты дорожишь человеческими отличиями, изыди, ибо мы их не знаем; если ты не отступишь, то очистишься через стихии, выйдешь из бездны мрака и увидишь свет; от тебя могут потребовать величайших жертв, даже жизни — готов ли ты к этому?».

На столе были расставлены череп и кости, хлеб, кувшин воды, сера, соль, иногда ртуть. На стенах с изображениями песочных часов, петуха, косы была начертана надпись: «Бдительность и упорство». Петух, череп и песочные часы символизировали пробуждение, смерть и время. Хлеб и соль представляли собой одновременно пищу телесную и духовную. Прочие вещества относились к алхимическим символам, как и надпись V. I. Т. R. I. О. L., появившаяся впоследствии в ложах французской и шотландской систем и имевшая явную связь с розенкрейцерством. Это слово переводится как «серная кислота», однако является еще и аббревиатурой латинской фразы: Visita Interiora Terraem Rectificandoque, Invenies Occultam Lapidem (Загляни внутрь Земли, и, изменяя себя, ты найдешь потаенный камень), которая имела смысл «познай прежде самого себя». Комната освещалась не факелом, а фонарем, поскольку «профан» еще «не увидел свет».

В российских «елагинских» ложах использовали даже «гаджеты» для приведения в трепет кандидатов в адепты. «Палата обита черным сукном, и по оному сукну на стенах раскинуты цветы белые во образ звездам, и посреди оной палаты поставлен стол под черным сукном, и на оном столе лежит мертвая голова и обнаженная шпага с заряженным пистолетом; то в оную приведут, и огонь вынести должно, и оный пришедший сидит против оного стола, а оная мертвая голова, вделанная на пружинах, имеет движение и так до оного касается», — описывал начало церемонии «информатор» петербургских властей Михаил Олсуфьев.

Находясь в «комнате размышлений», кандидат должен был составить завещание (поскольку он «умирал» для мира непосвященных) и письменно ответить на три вопроса: «Каковы обязанности человека перед Богом? Перед себе подобными? Перед самим собой?» Впрочем, формулировка вопросов менялась на протяжении столетия; изначально именно ответы на эти вопросы считались «философическим завещанием»: «профанам», стремившимся вступить в братство по политическим причинам, предложение написать обычное завещание показалось бы весьма подозрительным.

Дальнейшее развитие событий очень скоро перестало быть тайной для непосвященных. 21 января 1738 года «Амстердамская газета», прозванная французским писателем Пьером Бейлем «переносчиком европейских сплетен», поместила на двух страницах статью, в которой, в частности, описывался ритуал посвящения в масоны: