Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Единственным средством для упорядочения движения является пополнение подвижного состава. Однако до сих пор не удается наладить дело постройки новых вагонов. Заказанные в прошлом году Коломенскому заводу 50 прицепных вагонов не только не выполнены, но к постройке их заводы еще не приступали.

После долгих переговоров о предоставлении валюты в прошлом месяце удалось заказать в Англии 100 моторных вагонов. На днях от этого завода получено уведомление, что завод может изготовить только 50 тележек, а кузова придется заказывать в России.

Объявление подводной войны еще более осложняет дело получения трамвайных вагонов из Англии».

В дни Февральской революции трамвайщики бастовали целую неделю, а когда возобновили работу в новых демократических условиях, то положение стало стремительно ухудшаться. В середине марта, например, на ходу было не более 170 вагонов – со всеми вытекающими для москвичей последствиями.

В рассказе о городском транспорте нельзя не упомянуть о московских извозчиках. Как и в случае со служащими трамвайных парков, городским властям пришлось как-то отреагировать на стремительное сокращение их числа, вызванное мобилизацией. В результате в ноябре 1914 года Городская Дума внесла изменения в правила, регулирующие извозный промысел. Во-первых, были расширены возрастные рамки для мужчин – от 16 до 65 лет. Во-вторых, официально разрешили заниматься извозом женщинам (в возрасте 25–50 лет).

Среди извозчиков преклонного возраста, появившихся на улицах Москвы, внимание корреспондента газеты «Время» привлек некий Федоров, отмеченный знаком номер 921. В отличие от своих коллег, изъяснявшихся посредством весьма ограниченного набора русских слов, Федоров подавал своим седокам реплики на французском и английском языках. Оказалось, что прежде он служил лакеем у русского посла в Лондоне и Берлине графа А. П. Шувалова, объездил всю Европу и там усвоил отдельные фразы из иностранных языков. До войны Федоров жил на покое, получая от наследника покойного посла пенсию 65 рублей в месяц, а его сыновья занимались в Москве извозным промыслом и имели 12 запряжек. Когда двух его сыновей и троих внуков призвали на войну, пенсионер-полиглот был вынужден заняться извозом, чтобы не допустить разорения налаженного хозяйства.

В мае 1915 года в Москве было отмечено, что извозчики, сославшись на дороговизну овса, заметно повысили цены за проезд. В ответ городские власти действовали уже привычным для себя образом – ввели таксу. И как всегда, благое намерение, вступившее в противоречие с экономическими интересами, привело к совсем иным результатам. Лексикон москвичей обогатился выражением «езда по таксе», а мировые суды оказались завалены исками пассажиров. Дело в том, что извозчики, услышав ненавистные слова, либо отказывались брать седока, либо везли столь неторопливо, что для спешащего человека езда превращалась в пытку. В том и в другом случаях извозчики сознательно нарушали правила, и обиженный обыватель имел полное право прибегнуть к помощи полиции. Блюститель порядка составлял протокол, и спор уже заканчивался в суде.

Вот как в описании репортера газеты «Время» выглядели «дела извозчичьи» при разборе в доме правосудия:

«Оригинальный вид приобрели теперь камеры московских мировых судей.

На них отразилось влияние извозчичьей таксы.

Извозчичьи дела и раньше здесь были довольно обычными. Но сейчас личности в синих армяках являются преобладающим контингентом посетителей мирового.

Топочут сапоги. Воздушная спираль такая, что трудно дышать. Тут и простые синие извозчики в своих форменных балахонах.

И лихачи в городском платье, ради торжественного случая, с длинными серебряными часовыми цепочками, спускающимися от подбородка.

Вид у всех этих представителей извозного промысла крайне угнетенный. На физиономиях – подчеркнутая покорность судьбе.

Большинство извозчичьих дел разрешается непосредственно полицией. Но и тех, которые доходят до мирового, слишком достаточно.

Трудно ихнему брату поладить с таксой.

Дела однообразны до последней степени. Извозчик стоял порожний и отказался везти нанимателя, рассчитывая, очевидно, дождаться более подходящего седока.

Тут же и наниматели фигурируют. Чиновник министерства народного просвещения возмущается:

– Их учить надо! Представьте, сидит извозчик не на облучке, а на месте для пассажира. Я ему кричу, а он даже не отвечает…

Один из извозчиков, унизавших синими армяками скамейку дожидающихся своей очереди, отзывается:

– Чай пить ехал.

– Да не ехал, а на перекрестке стоял! Обычная наша некультурность!

Ответчик мнется:

– Лошадка заморилась. Опять же о вас… Нешто мыслимо четыре с полтиной? С нас тоже требуют, чтобы выручка в аккурате… Явите Божескую милость!..

Запас извозчичьего красноречия исчерпан. Ответчик вытаскивает платок, красный с темными пятнами, смотрит на него, прячет. И вытирает физиономию рукавом.

Скамейка откликается:

– Четыре с полтиной…

Судья предлагает сторонам помириться. Чиновник вспыхивает:

– Нет, я не могу. Принципиальные соображения… А впрочем… Кто меня сюда тащил?

Примирение состоялось.

Судья вызывает следующего.