Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне

Похвалы сэру Джорджу Кокбэрну станут звучать все громче, когда придется день за днем сражаться с Хад-соном Лоу, и французы будут считать уместным постоянно сравнивать прусское упрямство генерал-лейтенанта с великодушной суровостью адмирала.

— Вам даны те же инструкции, что и сэру Джорджу Кокбэрну, — кричит Наполеон Лоу, — он мне это говорил; но вы их толкуете на свой лад и исполняете в сто раз более сурово!

Доктор О'Мира, который принадлежит к медицинской службе Королевского флота, будет содействовать установлению хороших отношений между Лонгвудом и флотом с самого начала ссылки, а не только с того дня, когда его ненависть к губернатору и щедрость Наполеона привлекут его в лагерь активных противников Лоу Он выполняет функции неофициального посла и приводит в Лонгвуд командиров, капитанов и офицеров кораблей, находящихся у берегов Святой Елены транзитом или стоящих на рейде, сгорающих от желания обрести возможность похвастаться встречей с Бонапартом. Французы, конечно, весьма охочи до этих встреч, которые нарушают однообразие унылой череды дней и недель и позволяют ткать своего рода информационную сеть под носом у губернатора и его приспешников.

— Только благодаря тому, что мы позволили извлекать прибыль из наших сообщений путешественникам, офицерам, торговцам и капитанам торговых судов, все проходит сквозь кордоны и печатается в Европе, — объясняет Монтолон Бальмену[32].

Эта открытая дверь в свободный мир не может не беспокоить Плантейшн Хаус. Губернатор нередко возмущается этими «синими тужурками», к великому удовольствию Горрекера, который, запершись в своей комнате, спешит записать бессвязные речи своего шефа.

— О'Мира — величайший прохвост на свете! Он во всем одобряет и поддерживает Соседа! А ведь вначале он вел себя вполне прилично; все началось с приезда адмирала Малькольма. Этот тип во всем и виноват. Это такой же отпетый негодяй, как и Бертран!

Врач в конце концов будет изгнан. Изгнан после шумных сцен, во время которых Лоу мчался за ним по коридорам Плантейшн Хаус, вопя во весь голос:

— Убирайтесь, сударь, убирайтесь!

Право же, это напоминает стычку портовых грузчиков!

Моряки втайне осуждают политику губернатора и вовсе не стремятся участвовать в миссии, которая идет вразрез с их традициями, а этого-то Лоу и не может допустить. Ему известно, что в кают-компаниях весьма нелестно отзываются о нем самом и его действиях и что сам адмирал Малькольм с апломбом заявляет, что все переменится, если он будет назначен губернатором.

— Моряки все заодно, — возмущается Лоу, — посмотрите на этого адмирала, который делает вид, что осуждает О'Мира, а на документы никак не реагирует. Во всем виноват этот прохвост, этот проклятый адмирал со своими визитами и заискиванием перед Бонапартом. Все дело в том, что общество настроено в пользу Бонапарта, а этого не должно быть!

Наполеон, естественно, выказывает расположение адмиралу и его супруге и не упускает случая с похвалой отозваться о их уме, благородстве, остроумии. Бертрана связывают дружеские отношения с командиром стоящего в порту Святой Елены судна «Гавана», капитаном Гамильтоном, который небезразличен к прелестям графини, бедной Madame Bertrana[33]. Во время плавания на «Нортумберленде» он имел честь сидеть за одним столом с Императором, а когда накануне своего возвращения в Англию, 21 апреля 1816 года, он приходит с прощальным визитом в Лонгвуд, Бертран записывает в своих тетрадях: «Капитан Гамильтон обедает у нас, пакет передан».

У сэра Хадсона Лоу было более чем достаточно оснований не доверять морякам: за его спиной устанавливались связи между людьми, отнюдь не склонными возносить ему хвалы.