Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

Поздний вечер. Ветер за окнами. Целый день сидел за столом. По пути в столовую зашел в дом, где жил Анатолий Муравьев, узнал радостные вести – все живы. Мать эвакуировалась в Кировскую область. Анатолий в Москве, и слухи ходят, что скоро приедет. Лев был в госпитале, заходил неделю назад. В квартире живет женщина. Вещи целы. Над дверью надпись мелом: «К Щепкиным». Была тревога, смотрел в окно, как улетал «Юнкерс» от наших ястребков. Зенитки яростно лаяли, устал как черт с этой черной неблагодарной работой. Написал стих о заводе. Передают «В последний час»: взяли Ростов-на-Дону, Ворошиловград, Красный Сулин. Радостное известие.

15 февраля 1943 года

Германские вандалы совсем с ума сошли от черной ярости. Бешено обстреливают город. Дом трясется как лист осиновый. Току нету. Радио молчит: перебиты провода, если не хуже. Трамваи встали. Сегодня солнечный день, похожий на весну, и весь день грохочут разрывы тяжелых снарядов и шрапнели.

Видел во сне Катюню: ласковая, кокетливая, добрая – очень хорошей была она во сне. Красивой и свежей, как в первые дни наших свиданий. Долго утром вспоминал и думал о ней.

Утро было морозное, ясное. ‹…› Опять не получил военного билета. Два раза была воздушная тревога, ненадолго. Где-то упала, но не разорвалась бомба.

Начальник цеха Бородовский получил посылку и поделился со мной табаком – «сибирской самосейкой».

Настроение бодрое, но в то же время устал. Дел много, и спать хочется, надо отдохнуть. Хоть иногда надо и себя пожалеть. Пока есть возможность, а там, может быть, и отдыхать некогда будет, и спать придется урывками в шинелях, как в первые месяцы войны.

Сейчас люди себя не обманывают. Не тешат радужными надеждами на внезапное окончание войны. Тяжело вздыхают и говорят, хоть бы нынче закончилась эта проклятая война. О втором фронте никто и не заикается. Успех Красной Армии воодушевил народ, люди стали спокойнее, но голодают. Голод действует на души хуже всяких обстрелов и бомбежек. Гнилых разговоров теперь не слышно. Никто не сомневается в нашей победе, хотя многие потеряли веру в себя – доживут ли они до великого праздника. Блокада снята, но ленинградцы этого не чувствуют. Питание то же, обстрелы еще яростнее, бомбежки чаще. Все то же, что и 17 января, а вся страна и весь мир считают, что ленинградцы теперь-то живут. Неко торые идиоты пишут в письмах: «Блокада снята – теперь вы сыты». Они не знают, какой ценой заплачено за прорыв блокады, не знают, сколько тысяч человек ежедневно гибнут в черте Ленинграда.

Из репродуктора полилась музыка, стало быть, починили трансляцию, кажется, и обстрел прекратился, но свет не дали.

Ба, и свет есть. Пора за работу, а то коптилка осточертела.

23 февраля 1943 года

День Красной Армии. Новостей много. Двенадцатый час ночи. Только что пришел пешком с завода. С половины 5-го до 8 наш завод яростно обстреливали. Сначала шрапнелью, потом фугасами.

После обстрела обедал и ужинал. Пока шел до Финляндского вокзала – тревога. Пришел домой – отбой. И вот всего пять минут было покоя и вновь – тревога. Дома получил письмо от брата Николая. Был ранен. Сейчас учится в школе лейтенантов. ‹…› За него теперь я совершенно спокоен. ‹…›

4 марта 1943 года

Напечатал «Дружиннице», «Стихи о заводе». Отдал в печать «Я буду мстить». Готовлю к печати «Наша весна». Обдумываю стихи «О матери».

На заводе очень много работы, устаю, как грузчик. Выдыхаюсь к вечеру. В феврале был всего один выходной, и всего один раз за месяц я посетил сестру и пробыл у нее три часа.

Мать увижу не скоро. Она живет хорошо. За нее я спокоен, за сестру и брата тоже. От Самуила и Венедикта приходят тяжелые письма. Кроме тоски по родине они переживают полуголодное существование, всевозможные лишения, заботы и хлопоты. Я, кажется, лучше всех живу в данное время.

Посетил Якубовского, но пробыл у него ровно пять минут, и то на кухне и в прихожей. Виктор спешил в кино с командиром. Проводил его до «Спартака»[12]. Погода стоит чудесная. Была оттепель, последние три дня морозы до 11 градусов, днем солнце, вечером метель, и вот сейчас десятый час, ветер воет вокруг дома, лезет в трубу и рвется в окна. Ветры сумасшедшие по ночам, даже дом начинает качаться, расшатанный от сотрясений при бомбежках. ‹…›

Читаю Бальзака «Отец Горио». На очереди «Далекое и близкое» Репина. Смотрел кино во втором «Титане» – «Песнь о любви». Чушь несусветная, присущая американцам. Бессодержательная, бездарная картина, жалкое подражание «Музыкальной истории».

Работа в стенной печати осточертела. Скорей бы тепло!

Союзники сволочи. Конца войны не видно, а с резервами (по моему мнению) не так уж благополучно.

Бродяга-ветер наступает по всем щелям и швам. Приятный звук! Где-то сейчас Алексей Мартынов? От Калашникова давно нет весточки, уж не на фронте ли? ‹…›

Вчера взяли Ржев и Льгов. Дорого обходится наше наступление. Много кровушки впитает земля русская, много невинной. ‹…›