Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Вильгельм Канеп (сотрудник ОГПУ, бывший красный латышский стрелок, лагерный староста в четвертом отделении СЛОНа): «В бытность мою лагерным старостой не раз были обходы и обследования лагерей и командированным высшим начальством, и прокурором как из центра, так и очень часто местным Кемским прокурором, и всё это поверхностно, сами видели, что творится в лагерях и на командировках...

Помню случай, когда приехал на Соловки Максим Горький с рядом лиц из центра, они были на Секирной горе, и там они оставили свою заметку в контрольном журнале при начальнике Секирной Сурикове. Кто-то из начальства ОГПУ Москвы отметил: “при посещении мною Секирной нашел надлежащий порядок”, а Максим Горький ниже приписал следующую фразу: “сказал бы — отличный”, и его подпись».

Однако, что и понятно, подобного рода «меры», якобы направленные на соблюдение социалистической законности на Соловецких островах, ни к чему, кроме как к рецидивизму в среде уже не раз отсидевших сотрудников ОШУ, не приводили. Это была замкнутая ротация, когда наказанные (если не расстрелянные) чекисты, озлобленные и униженные «своими» же, с понижением в должности вновь возвращались к своей работе, к которой приступали с особой жестокостью, мстя в первую очередь заключенным.

А количество заключенных на острове росло с каждым днем...

Из воспоминаний И. М. Зайцева: «В 1925—1927 годах вследствие чрезмерного многолюдства были набиты заключенными все крытые здания и постройки: храмы, часовни, конюшни, амбары, разного рода навесы и прочее. Во всех помещениях соловчане были спрессованы не только на нарах, но и валялись на полу под нарами и в других местах, где можно было прилечь. Приспособленные нежилые помещения не отапливались, арестантам предоставлялось самим, собственной теплотой согревать занимаемые ими камеры, поэтому в холодное время там стоял густой туман, со стен и потолков падали капли сгустившихся испарений; воздух был зловонно-удушливый».

С 1924 по 1928 год количество заключенных на острове выросло с 5872 до 10 тысяч человек.

Монастырские постройки уже не могли вместить прибывающие из Кеми и Архангельска этапы ссыльных. По этой причине в 1928 году южнее монастыря, за Онуфриевской кладбищенской церковью, начинается строительство рабочего поселка, куда в 1929 году переводят отдельный лагпункт — Карантинный городок на 800 человек.

Также происходит дальнейшее освоение островов Соловецкого архипелага — Анзера и Кондострова, где располагаются пятое и шестое отделения СЛОНа.

В 1924 году на Анзере находился лагпункт для содержания политических заключенных, но после ликвидации в 1925 году системы политскитов на остров из первого кремлевского отделения стали этапировать священнослужителей, инвалидов, а также не способных по той или иной причине к тяжелому физическому труду.

В 1929 году в связи с эпидемией сыпного тифа, вспыхнувшей на острове (чего, следует заметить, никогда не было на Соловках раньше), в четвертом отделении был устроен тифозный изолятор, куда свозили больных со всех командировок и отделений лагеря.

О том, что происходило на Анзере в эти годы (1929—1930), сохранились воспоминания как тех, кто там отбывал наказание, так и тех, кто надзирал и охранял. Это тот редкий случай в истории СЛОНа, когда воспоминания и свидетельства с обеих сторон не противоречат друг другу.

Извлечения из «Справки и материалов из дела № Зб 3 по тифозному изолятору на о. Анзер»:

«В период сыпно-тифозной эпидемии зимой 1929/30 года больные, поступавшие на излечение... зачастую в бессознательном состоянии, в течение 10— 12 часов, а иногда и больше, ожидали в холодном коридоре на грязном полу, в грязи и во вшах, в невероятной скученности, пока их не примут в лазарет. После ванны больные, одетые в одни халаты или одеяла поверх белья и в лапти — часто даже без портянок, пешком в холод и снег переводились в другие отделения лазарета иногда на значительные расстояния. Не могущих следовать пешком сваливали на сани и ничем не прикрытых доставляли по месту назначения. Больные простуживались, возникали осложнения и увеличивалась смертность. Прибывшие в тифизолятор помещались в холодной палате, иногда даже на полу, за отсутствием топчанов по три человека на один матрац. Зачастую трое больных лежали на двух топчанах, прикрытые общим одеялом. В других отделениях лазарета было не лучше, не хватало дров, инвентаря, оборудования, белье сменялось раз в десять и даже четырнадцать дней...»

Из воспоминаний бывшей соловецкой заключенной Ю. Н. Данзас:

«Как описать ужас происходящего, когда, например, в церквушке заперли несколько сот человек, заболевших дизентерией, полуголых, лежащих на ледяном полу? Их оставили умирать, и каждое утро люди, вооруженные длинными морскими баграми, приоткрывали врата, чтобы вытащить трупы, а в это время живые пытались удерживать мертвые тела, которые служили им вместо матрацев».