О посещении Спасо-хауса Елена Сергеевна записала: «Бал у американского посла. М. А. в черном костюме. У меня вечернее платье исчерна-синее с бледно-розовыми цветами. Поехали к двенадцати часам. Все во фраках, было только несколько смокингов и пиджаков… В зале с колоннами танцуют, с хор — прожектора разноцветные. За сеткой — птицы — масса — порхают… М. А. пленился больше всего фраком дирижера — до пят. Ужин в специально пристроенной для этого бала к посольскому особняку столовой, на отдельных столиках… Красные розы, красное французское вино. Внизу — всюду шампанское, сигареты. Хотели уехать часа в три, американцы не пустили. Около шести мы сели в посольский кадиллак и поехали домой. Привезла домой громадный букет тюльпанов от Боолена».
Суть коленопреклоненного отношения советской богемы да и обывателей вообще к посещению Спасо-хауса (и прочих посольств) выражена в дневнике Булгаковой довольно отчетливо. Елена Сергеевна не скрывает радости от того, какое неизгладимое впечатление произвели «Дни Турбиных» на Буллита: «Он смотрит, имея в руках английский экземпляр пьесы, говорит, что первые спектакли часто смотрел в него, теперь редко». А вот запись от 6 сентября — к Булгаковым пришли знакомые, которых «распирает любопытство — знакомство с американцами!». Писателю это льстит, и он разыгрывает гостей, угощая их сыром рокфор, который выдает за американский. Сыр они съедают разом.
Почти что туземный восторг от того, что американцы заметили Булгакова, есть следствие и обратная сторона того презрения, которое Михаил Афанасьевич испытывал к большевикам и их вождям, которые даже на прием толком одеться не могут — нет ни вкуса, ни общей культуры. Постепенно Булгаковы привыкают к новым обстоятельствам в их жизни. Елена Сергеевна отмечает, что «Буллит, как всегда, очень любезен», «американцы очень милы», «были у Буллита. Американцы — и он тоже в том числе — были еще милее, чем всегда» и т. д. Все годы, что Буллит служил в Москве, с 1933 по 1936 год, Булгаковы с ним общались очень тесно и часто, в Спасо-хаус ходили как в дом родной и на дачу в Серебряном Бору, где катались на лыжах (дачу у американцев недавно отобрали).
Вскоре после «Весеннего фестиваля» 29 апреля 1935 года к Булгаковым домой приходит человек шесть посольских: «У нас вечером — жена советника Уайли, Боолен, Тэйер, Дюброу и еще один американец, приятель Боолена, из Риги. Боолен просил разрешения привезти его… Уайли привезла мне красные розы, а Боолен — М. А. — виски и польскую зубровку. М. А. читал первый акт “Зойкиной квартиры” — по просьбе Боолена. Боолен еще раз попросил дать им “Зойкину” для перевода на английский. М. А. дал первый акт… М-с Уайли звала “с собой в Турцию”. Она с мужем едет через несколько дней на месяц в Турцию. Разошлись около трех часов».
Президент Рузвельт распорядился отправить в московское посольство новейшую киноустановку (еще одна такая была у Сталина в Кремле) для развлечения заскучавших холостяков-плейбоев. В Спасо-хаусе крутили голливудские картины. 30 апреля 1935 года Булгаковых зовут в посольство смотреть кино. Елена Сергеевна специально подчеркивает: «Из русских были еще только Немирович с женой. После просмотра очень интересного фильма — шампанское, всякие вкусности. Буллит подводил к нам многих знакомиться, в том числе французского посла с женой и очень веселого толстяка — турецкого посла. М-с Уайли пригласила нас завтра к себе в 10.30. Боолен сказал, что заедет за нами».
А вот запись от 3 мая: «Первого мы днем высыпались, а вечером, когда приехал Боолен, поехали кругом через набережную и центр (смотрели иллюминацию). У Уайли было человек тридцать. Среди них — веселый турецкий посол, какой-то французский писатель, только что прилетевший в Союз, и, конечно, барон Штейгер — непременная принадлежность таких вечеров, “наше домашнее ГПУ”, как зовет его, говорят, жена Бубнова. Были и все наши знакомые секретари Буллита. Шампанское, виски, коньяк. Потом — ужин
Не будем, однако, раздражать народ перечислением гастрономических подробностей. Скажем только — записи эти не вырваны из контекста, они идут в дневнике день за днем, подряд, словно никаких иных важных событий в жизни Булгакова и не было. А как иначе — Булгаковы надеются с помощью американцев выехать из СССР, о чем, конечно, знает другой почитатель таланта писателя, тот, что сидит в своем кремлевском кабинете и не может уснуть после «Дней Турбиных», которые он смотрит много раз, а «усики Хмелева» ему и вовсе снятся.
Булгаков рассказал американцам и про звонок Сталина 18 апреля 1930 года, во время которого вождь в упор спросил:
— Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?