Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

Среди прочих гостей и друзей Мессерер особо выделял Веничку Ерофеева, шедевр которого — поэму «Москва — Петушки» он прочитал впервые в 1977 году в Париже, где они с Ахмадулиной провели полгода (работа такая!). Пришел день, и Веничка нарисовался на Поварской. Мессерер относился к нему по-отечески, кормил, поил, совал деньги в карманы (штрих повседневности — выпивать они любили из «мерзавчиков», коньячных бутылочек объемом 250 миллилитров). Водил в любимый ресторан Дома кино. Как-то Веничка забыл у Мессерера свой микрофон-«говорилку» — после онкологической операции он мог говорить, только используя это приспособление. Мессерер как истинный друг примчался на машине к нему домой отдать это приспособление. А жил Веничка у черта на рогах — на Флотской улице у Речного вокзала, в огромной четырехкомнатной квартире. Дом был генеральский, а не писательский, что подтверждало значение Ерофеева как изгоя из среды писателей-соцреалистов, то есть истинно богемного героя.

До переезда на Речной вокзал Ерофеев обретался в доме напротив МХАТа. Его вместе с другими жильцами расселила финская авиакомпания, накупив счастливым жильцам коммуналок шикарные кооперативные квартиры на окраинах столицы. Проезд Художественного театра, нынешний Камергерский переулок, странным образом притягивал к себе богему, там не только когда-то жил Веничка Ерофеев, но и обитал Анатолий Зверев у своей подруги Ксении Асеевой, там же находилось кафе «Артистическое», где они могли встретиться. А квартира Венички на Флотской поражала своей пустотой, нарушаемой лишь полками с книгами и вереницей пустых бутылок…

Неудивительно, что мастерская Мессерера стала одним из тех мест, где в 1979 году создавался важнейший манифест эпохи — неподцензурный альманах «Метрополь», в котором авторы могли бы напечатать то, что отвергла цензура, и те произведения, которые пожелают. Застрельщиками смелой идеи выступили Василий Аксенов, Виктор Ерофеев, Евгений Попов, Фазиль Искандер, Андрей Битов, к которым присоединились Аркадий Арканов, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Владимир Высоцкий, Юрий Карабчиевский, Юрий Кублановский, Семен Липкин и Инна Лиснянская, Евгений Рейн, Генрих Сапгир и другие литераторы (в то же время среди авторов не оказалось таких известных литераторов, как Евтушенко, Окуджава, Трифонов). За дружеским столом в мастерской обсуждался дизайн будущего альманаха, к оформлению которого приложили свои талантливые руки, помимо Мессерера, Давид Боровский и Анатолий Брусиловский, последний рассказывает:

«Как-то встретившись с Васей Аксеновым, мы обсуждали возможность создать сборник всего того, что не может пройти сквозь совецкую цензуру — выбрать лучшее и попытаться пробить ситуацию самим фактом издания вручную сделанного большого фолианта! Я предложил Васе уже готовый к тому времени мой цикл графических работ под названием “Несвобода”… Однако Вася напомнил, что альманах — дело сугубо литературное, а рисунки, хотя и вполне тематические, но, вот надо еще подумать, как, каким образом их можно “подать” в альманах. Ведь художников как бы не предполагалось! И тут меня осенила идея. Я с 1958 года был тесно знаком с Генрихом Сапгиром… пускай Генрих напишет стихотворные иллюстрации к моим рисункам (!) — вот и будет привязка к альманаху!»

У Мессерера участники альманаха обсуждали различного рода технические подробности: «Как выклеивать машинописные тексты на страницах журнала, возможно ли располагать по четыре листа на одной стороне, какой в результате получится объем и как сделать обложку самодеятельным способом». Придумали даже, как выполнить красивые разводы краски на внешней стороне обложки, имитируя старинные книжные переплеты. На обложке поместили изображения трех граммофонов, повернутых в разные стороны, — символ свободы и гласности. Форзацы Мессерер печатал в мастерской художников на подмосковной станции Челюскинская.

Название «Метрополь» предложил Аксенов, никакого отношения к гостинице в Охотном Ряду оно не имело. Суть была в другом: альманах печатается не за границей, например в журнале «Континент», а дома, в своей стране, то есть в метрополии. Глубокий смысл, заложенный в необычном названии, должен был подхлестнуть интерес к этому уникальному в истории русской литературы изданию. И потом — авторы альманаха ни в коей мере не посягали на советскую власть (это же не антисоветские листовки!), просто это был их выбор, их желание продемонстрировать власти свое чувство свободы, пусть и в таком виде. О печати альманаха в какой-либо типографии и речи не было, никто бы не позволил подобного. Решили всё делать сами: печатная машинка под рукой, а иллюстрации сфотографировали. Тираж составил 12 штук, его разослали как раз в те организации, которые и должны были его «не пущать», в частности, в Союз писателей с предложением издать его как полагается. А один экземпляр альманаха все же вывезли в США, где в том же году оперативно издали, на радость русской эмиграции.