Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Что заставляло этих солдат оставлять службу и превращаться в бродяг? В следственных материалах нам приходилось встречать две мотивировки побега. Во-первых, некоторыми отважившимися на бегство двигало нежелание служить. Например, тот же Гаврила Богданов показал, что бежал, «не хотя быть в службе». Во-вторых, среди беглецов оказывались многие провинившиеся солдаты, которые не выдерживали ожидания физического воздействия. Так, Михайла Тимофеев дал показания: «…в прошедшей Петров пост, то есть июня месяца, а в котором числе не упомнит, он, Михайла, стоя на той квартире, подрался того ж полку с салдатом Иваном Якимовым, и оной Якимов просил на него, Михайла, означенной первой роты у капитана Евдокима Матова, и оной капитан Матов хотел ево, Михайлу, за тою драку наказать. И он, Михайла, убоясь того наказания, оставя в той квартире данной ему строевой мундир, с той квартиры [в] показанной Петров пост бежал». Иван Давыдов сын Гладышев в Сыскном приказе поведал, что после смерти отца записался в солдаты и четыре года служил в первой роте Ладожского пехотного полка. «И как оной полк был в армии под Хотином, — рассказывал задержанный, — и в то время он, Иван, был означенной роты у порутчика Максима Качалова в деньщиках. И была у него под смотрением того порутчика лошадь, которую он, не давая за пьянством корму, уморил до смерти. И оной порутчик за то ево, Ивана, отдал под караул и хотел ево наказать, от чего он ис под караула бежал…»

Как видно из приведенных выше показаний, далеко не все беглые солдаты приходили в Москву для «мошенничества». Из известных нам тридцати восьми беглых солдат, доставленных в 1741–1748 годах в Сыскной приказ доносителем Каином, лишь 13 оказались вовлечены в преступную деятельность, остальные 22 человека пополнили рынок нелегальной рабочей силы. Так, Гаврила Степанов сын Богданов в августе 1743 года «пришел… на Каменной мост для искания работы, и в то время увидел ево доноситель Иван Каин и, взяв, привел в Сыскной приказ». Иван Давыдов сын Гладышев тем же летом, находясь в бегах и укрываясь в Москве, «работал при Аннингофе на земляной работе… и жил при той же работе — начевывал в шелашах»[356]

.

Интересно отметить, что те «утеклецы», которые, скрываясь после побега в Москве, систематически совершали преступления, по большей части были москвичами. Причем многих из них, как и Ивана Харахорку, можно подозревать в связях с преступным миром старой столицы еще до отдачи в рекруты. Так, схваченный ночью 28 декабря 1741 года в притоне Андрея Федулова Максим Родионов сын Попов родился в семье купца Кадашевской слободы Родиона Семенова, около 1736 года был «с показанной слободы» отдан в рекруты и определен в Тобольский пехотный полк, а сбежал, если верить его показаниям, в сентябре 1741-го, когда его полк был в Москве. После побега Попов стал бродяжничать, проводя ночи «по разным гумнам и по огородам», занимаясь кражами с другими московскими профессиональными ворами. 25-летний Дмитрий Дорофеев сын Козырев по прозвищу Востряк, пойманный 30 декабря 1741 года «по указыванию» Каина в притоне слепого нищего Никиты Иванова, еще до отправки в армию был вовлечен в преступную среду Москвы. После смерти отца, «Большой казны ходока», шестнадцатилетний Козырев продал его двор, а сам стал жить в притоне у солдатской жены Дарьи Семеновой дочери, «которая кормит детей зазорных» на «Сивцове вражке». На тот момент он уже занимался кражами в компании таких известных московских воров, как Ванька Каин, Иван Кувай, Петр Ачка и др. В армии он оказался после того, как из-за драки угодил под арест и был отослан в Военную контору для определения в службу. Естественно, примерного солдата из Козырева не получилось: спустя несколько месяцев он дезертировал, а в бегах жил по-прежнему в притоне Дарьи Семеновой «заведомо, что беглой рекрут», и конечно, продолжал воровать. Видимо, также задолго до отдачи в рекруты был втянут в преступную деятельность и Савелий Ушаков, пойманный ночью 8 октября 1744 года под мостом, «которой слывет Кузмодемьянской». Воспитанный матерью (отец, солдат Воронежского пехотного полка Климентий Павлов сын Ушаков, умер, когда сыну было около пяти лет), Савелий с ранних лет стал вести бродячий образ жизни. Около 1741 года он был записан в рекруты вместо крепостного крестьянина помещика Ржевского уезда В. И. Гельчанинова, за что получил 30 рублей. После этого в течение трех лет Ушаков совершил несколько побегов из армии, каждый раз возвращаясь в Москву, где занимался кражами[357].

Что же ждало этих «утеклецов» после следствия в Сыскном приказе? Большинство отправлялось для суда в Военную коллегию, где их подвергали телесным наказаниям и вновь определяли в службу. Точно так же поступили и с Иваном Харахоркой. 27 января 1742 года в Сыскном приказе было определено беглого рекрута Ивана Харахорку вместе с другими пойманными Каином беглыми рекрутами «отослать при промемории на военный суд, прописав все вины их [по]именно»[358].