Поздний бунт. Андрей Старицкий.

- Вроде бы на самом деле знатно, да не совсем гоже. Ляхи при оружии, в доспехах, готовые драться, тут же на нас повернут. Надо бы иначе, с хитрецой. Так же, как ты, князь, поступил под Рязанью. Ляхи приступом города не возьмут, тут и гадать нечего. Потеряют не одну сотню, а то и тысячу под стенами и отползут с рассветом зализывать раны. Вот тут подоспеет наш черед. Навалимся, да не все скопом: зачин Передовому, а за ним поочередно все остальные. На опохмелку ляхам наши мечи и шестоперы.

Против такого предложения никто не возразил, однако возник вопрос: что делать, если ляхи перехватят воеводу Передового полка и его стремянного? Тогда хочешь или нет, а придется вмешиваться, иначе все может обернуться бедой.

- Поступим так: станем готовиться и к тому, и другому повороту событий. Окончательное решение примем после возвращения вестника из крепости.

Поход в крепость прошел удачно, и воеводы собрались вновь, чтобы обсудить детали предстоящего на рассвете боя. Обговаривали способы надежной связи, решали, нужно ли возиться с пушками и нужны ли рушницы, идти ли с барабанным боем или без него, тихо выпластывать из леса - словно привидения - полк за полком, полк за полком.

- Лучше идти тихо. Перехватим хитрость Острожского. Согласен я и с поочередностью ввода полков, - объединив все предложения, подвел итог князь Старицкий, - пушки, не беря с собой, изготовить для стрельбы, и стрельцов с рушницами всех оставить в станах. Если придется отступать, чтобы они встретили ляхов и остудили их пыл.

- Они, голову даю на отрез, сами побегут.

- Не швыряйся своей головой, - упрекнул соратника воевода полка Правой руки. - И не гопай, не прыгнувши.

- Верное слово, - поддержал князь Андрей разумную осторожность мудрого воеводы, - иль забыли слова: не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати.

Теперь оставалось одно - ждать. Еще с вечера Андрей Старицкий послал целую дюжину лазутчиков к польско-литовским станам, но они пока помалкивали. Только к полуночи от всех поступили донесения:

- Готовятся к штурму. Похоже, после полуночи пойдут.

Пошел тотчас приказ всем полкам: к рассвету выдвигаться на опушку, изготовившись к бою.

В полной тишине подступили шляхтичи и жолнеры к крепостной стене Смоленска. Со всех сторон. Приставляли лестницы, стараясь не громыхать ими. Казалось, город ничего не слышит, не подозревает о смертельной опасности, и это еще больше вдохновляло ляхов, делало их еще более осторожными.

Вот уже первые храбрецы, даже не заботясь о щитах, начали подниматься вверх, и тут спящие стены ожили: на головы храбрецов полился кипяток (смолу защитники Смоленска не стали плавить, ибо запах кипящей смолы разносится далеко окрест), полетели камни, багры и ухваты отталкивали от стен лестницы, которые падали, стряхивая с себя взбиравшихся, будто переспелые желуди. В завершение всего зачастили рушницы, забухали пушки.

Приступ, однако, захлебнулся не вдруг: смелы и упрямы шляхтичи. То там, то здесь на верху стен скрещивались мечи, палаши и сабли, а в надвратную вежу[125]

Новгородских ворот даже прорвалось десятка два жолнеров и шляхтичей. Вроде бы успех неминуем, но этого не произошло. Пути со стены, спуск вниз защитники города заблокировали, и польские ратники оказались в западне.

Начало рассветать. Огонь рушниц и крепостных пушек стал прицельней, весьма заметно пропалывая ряды наступающих. Константин Острожский повелел дать отбой. Отхлынула от стен рать, огорченная неуспехом. Улетучились мечты о богатой добыче, навалилась усталость. Многие, особенно жолнеры, распластались на земле, и тут из леса привидениями начали выскальзывать русские мечебитцы. Сотни! Тысячи! Десятки тысяч! Страх охватил суеверных литовцев и даже ляхов: неужели поднялись из братских могил посеченные на берегах Днепра у Дубровно? А из леса все шли и шли новые ряды воинов. Твердо. Прямо на станы.

У кого под рукой оказался конь, тот моментально вскакивал в седло, но не для того, чтобы грудью встретить выходивших из леса русских ратников, а чтобы пуститься наутек.

Через считанные мгновения польско-литовская рать раскололась надвое: одни воины в панике бежали, другие, побросав оружие, повалились на землю и, закрыв голову руками, шептали: «Чур! Чур меня!»

Пленных быстро собрали в кучи, за уносившимися в панике устремились конные дети боярские. Догоняя, секли безжалостно, мстя за погибших под Красным и Дубровно. Даже тех не щадили, кто запоздало поднимал руки. Крохи остались от сильного войска. Можно бы смело идти на Минск и даже далее него, что и предлагали сделать почти все воеводы полков, но князь Андрей Старицкий не стал самовольничать, имея приказ царя-брата не углубляться за Днепр.

- Перегодим год-другой. Много ратников потеряно. Да и Крым с Астраханью хвосты поднимают. Не управиться нам сразу на двух сторонах. Если сохраним Смоленск, скажем - слава Богу. Имея ключ от Заднепровья в своих руках, станем упрямей возвращать отчины и дедины.