Зато Дэй Дэйвис нашел общий язык с журналистами. Ту же роль он играл в других громких делах об исчезновении жителей Британии. Газеты и телевидение постоянно цитировали бывшего сотрудника Скотленд-Ярда, прозванного «суперищейкой». К примеру, он разнес в пух и прах действия португальской полиции в деле об исчезновении британской девочки Мэделин Маккен, комментировал немецкое расследование о пропаже еще одной девушки из Кента, Луизы Кертон[32]
. Журналисты в очередных репортажах часто упоминали его «ведущую роль» в расследовании по делу исчезновения Люси, что заставляло Тима иронизировать.– Дэй Дэйвис, великий Дэй Дэйвис, – усмехался он. – Однажды он меня просто взбесил, заявив по телевидению: «О да, я был в Токио, помогал расследованию». Мы заплатили ему сорок восемь кусков, чтобы он «помогал». Почти пятьдесят тысяч фунтов! Чтобы он болтался по стрип-клубам и трепался с менеджерами.
Но Дэй нашел как минимум еще одну зацепку, не считая той информации, которую по крупицам насобирали Блэкманы.
В сентябре Дэйвис разыскал женщину по имени Мэнди Уоллис[33]
, бывшую хостес, которая проработала в «Касабланке» несколько недель и вернулась домой в Блэкпул. Она устроилась в клуб одновременно с Люси и описала человека, который однажды ночью в конце июня приходил туда и сидел с Люси. Он пил бренди и сорил деньгами, но Мэнди сочла его странноватым. Чутье детектива подсказало Дэю хвататься за эту ниточку. Он уговорил своего друга из Скотленд-Ярда, специалиста по фотороботам, съездить в Блэкпул. Там по описаниям Мэнди составили приблизительный портрет, который тут же выслали в Токио и показали всем, кто мог узнать клиента «Касабланки».Образ получился пугающим: широкое мясистое лицо с крупным носом, пухлые похотливые губы и копна густых волос, торчащих в разные стороны. Широкая шея выдавала плотное телосложение, а пустые невыразительные глаза частично скрывались за большими очками. Это был портрет безжалостного и беспощадного чужака, не знакомого с сочувствием и сопереживанием. Ни одному художнику не удалось бы создать более яркий символ мучительных поисков длиной в два месяца и отчаяния поисковой команды.
К октябрю надежд почти не оставалось: Майк Хиллз признался в мошенничестве; следы от общества садомазохистов увели в никуда, а попытки Блэкманов самостоятельно найти Люси по информации «горячей линии» из офиса Хью Шейкшафта в Роппонги разбивались вдребезги.
Отчасти виноваты были усталость, отчаяние, а также стоимость пребывания в Японии. Но существовала еще одна причина: растущая враждебность к Тиму волонтеров поисковой команды, перерастающая порой в нескрываемую ненависть.
И больше всех Тим раздражал самого Хью Шейкшафта. Хозяину помещения очень скоро перестало нравиться присутствие Блэкмана. Хью злился, что тот не воспринимает офис как место, где работают. Шейкшафту надоели объявления о без вести пропавшей, развешенные по стенам, и «грубое и фамильярное» обращение Тима с персоналом. Его выводило из себя, что Тим проводит интервью в его отсутствие и развлекает журналистов в «Беллини» за счет фирмы. Но причины озлобленности лежали глубже. На самом деле ее вызывало поведение Тима – не такое, какого обычно ждут от человека в подобной ситуации. Неприемлемое, по мнению Хью.
Разумеется, если бы не эффектные высказывания и самообладание Тима, история об исчезновении Люси очень скоро естественным образом растворилась бы в небытии. Однако он отказался играть традиционную роль жертвы, из-за чего на него долгое время смотрели с подозрением. Обыватели рассуждали так: раз он не выглядит обезумевшим от горя, значит, не горюет: отсутствие душевного смятения у человека, потерявшего дочь, выглядело аморальным.
«К тому времени я все чаще приходил к выводу, что Тим проявляет полное безразличие к непростой ситуации с его дочерью. У него совсем не было тех реакций, которые появляются при столкновении с ужасной семейной трагедией, – писал Хью Шейкшафт в десятистраничном документе, объясняя свою неприязнь к Блэкману. – Казалось, его больше интересует, сколько денег мы можем для него собрать и когда следующее интервью по телевидению».
Другие тоже жаловались на финансовую сторону вопроса и подозревали, что Тима заботят только деньги. Дружба Адама Уиттингтона с Блэкманами закончилась неприятным спором о том, сколько ему причитается. Один из волонтеров поисковой команды, пожелавший остаться неназванным, вспомнил телефонный разговор Тима с его подругой Джо Берр: они обсуждали, «как можно еще на этом заработать».
«Я думал, Тим отчаянно нуждается в поддержке, – писал Хью, столь свободно и щедро помогавший Блэкману в первое время. – К сожалению, теперь я считаю (и это доказывает дальнейшее поведение Тима Блэкмана), что дело обстоит совсем по-другому и он наслаждается популярностью».
Через несколько лет я встретился с Хью. Два вечера мы толковали о деле Люси. Большую часть времени Шейкшафт ругал Тима. В какой-то момент я спросил, действительно ли он полагает, что Тим «наслаждался» своим положением.