Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

Ежедневные попытки завязать дружбу по соседству Ёдзи игнорировал. Информационные листовки, которые рассылал комитет самоуправления Дэнъэнтёфу, никогда не доходили до адресата, а Мицуко Танаке, местной домохозяйке, ответственной за перепись населения, было очень непросто добыть заполненный бланк от жильцов дома Обары. Однажды она беседовала с его домработницей.

– Приятная и дружелюбная дама; по ее словам, он жил там один, а она для него готовила, – сообщила мне госпожа Танака. – Я спросила, долго ли она там работает, и она ответила, что всего несколько дней. Ее прислали из агентства по временному трудоустройству, и хозяин просил каждую неделю приглашать новую помощницу.

Даже имя обитателя особняка в Дэнъэнтёфу оставалось тайной: снаружи на табличке значилось латиницей: «Охара», а ниже шрифтом помельче: «Хошияма». Впрочем, как ни звали бы хозяина, он не оставался без компании.

– Там постоянно проводили время молодые люди, в том числе иностранцы, – рассказывала госпожа Куросаки. – Особняк окружала высокая стена. Я слышала женские голоса, поэтому думаю, что чаще там бывали женщины. За воротами слышались разговоры и смех. Но людей я не видела. Хозяин не гулял возле дома. Открывались ворота, он выезжал в машине с открытым верхом, рядом сидела женщина, а по возвращении он мигом скрывался за воротами.

Госпожа Танака добавляла:

– Мне запомнилась одна его подруга – с длинными черными волосами, как у японки, но немного смахивающая на иностранку. Довольно долго она появлялась в особняке, а потом пропала. И после ареста Обары мы стали гадать, что же случилось с той девушкой с длинными волосами.

Каким человеком был Ёдзи Обара? Чем он занимался, не считая бизнеса? Отсутствие информации поражает куда больше горстки выясненных фактов. Если отбросить предположения, слухи и догадки, остается немногое, лишь крупицы информации. Обара гордился своими благотворительными взносами. Позже он заявил, что отдал больше 100 миллионов иен на общественно-значимые цели, включая Японское общество детей-инвалидов и Ассоциацию юридической помощи. Несмотря на корейское происхождение или, напротив, благодаря ему, он горячо восхищался японской императорской семьей и с гордостью рассказывал, как присутствовал на вечере у императора Акихито и императрицы Митико. Помимо арендного бизнеса, Обара владел компанией «Гинза фудз», которая обслуживала маленький ресторан-лапшичную в самом фешенебельном районе Токио. Он любил классические импортные автомобили, и на момент ареста его автомобильный парк насчитывал девять машин, включая «БМВ», «мерседес-бенц», «феррари», «бентли-континентал» 1962 года и фаворти Джеймса Бонда серебристый «астон-мартин» 1964 года.

О многом, что касалось взрослой жизни Обары, трудно говорить с полной уверенностью, поскольку за недели, потраченные на изучение его прошлого, я не нашел ни одного человека, которого рискнул бы назвать его другом. Естественно, сразу после ареста друзья могли откреститься от него, но скорее их попросту не было. Я разговаривал с соседями и консьержами Обары, с хостес, которые его развлекали, с владельцами магазинов и курьерами, поставлявшими продукты и товары. Никто не вспомнил, чтобы с Ёдзи были приятели или чтобы он прямо говорил о своих друзьях, кроме Карлоса Сантаны. После ареста за все долгое время предварительного заключения к Обаре приходил только один загадочный посетитель, владелец салонов патинко, – и больше никого, не считая пожилой матери.

У тех, кто познакомился с Ёдзи после ареста, создалось впечатление, что он глубоко и тщательно изолировал себя от общества.

– Я имел дело с разными людьми, – признался мне один журналист. – И вряд ли у Обары хоть раз в жизни был настоящий друг, на которого можно положиться. Иногда я вижу у него в глазах желание довериться мне. Даже когда он в хорошем настроении, чувствуется его одиночество. Мне часто его жаль, очень часто. Он совершенно одинок. Ему не с кем поговорить, обсудить дела. Иногда мне кажется, что именно из-за невозможности кому-нибудь довериться он и обращался с женщинами таким образом. Друзей у него точно не было. Трудно сказать, откуда такая мысль, просто я это вижу, читаю по выражению лица. Я стараюсь смотреть ему в глаза, но он избегает прямого зрительного контакта. Меня обуревают сложные чувства – не только печаль, но и страдание. В таком одиночестве заключен настоящий трагизм.