Единственным существом, к которому Обара питал искреннюю любовь, была его шотландская овчарка Айрин, которая посмертно сыграла столь странную роль в деле Люси Блэкман. В нескольких публичных заявлениях Обара постоянно о ней упоминал, поэтому всем известно, что собаке нравился корм «Цезарь» с мясом, а перекусить она любила сушеной рыбой. Возле входной двери особняка в Дэнъэнтёфу Ёдзи установил памятник своей питомице в натуральную величину, с оскаленными зубами и блестящим керамическим языком. Он называл ее не иначе как «моя любимая собака» и «моя милая Айрин». После смерти овчарки 6 июля 1994 года Обара шесть лет хранил ее останки. «Технологии клонирования активно развиваются, – писал он позже. – И в надежде воскресить любимую собаку я отправил ее на покой в большую морозильную камеру. Я положил туда еще букет роз и любимые лакомства Айрин».
Какое-то время дела у Обары процветали. Стоимость недвижимости и арендная плата продолжали расти. Как подсчитали позже, общая стоимость активов молодого бизнесмена составляла 4 миллиарда иен – около 25 миллионов фунтов. Но имелись у него и долги, которые он беспечно накапливал. Цены на землю в Японии достигли пика в 1989 году, и к началу 1990-х стало ясно, что «мыльный пузырь» лопнул. Однако в 1993 году Обара основал еще одну компанию для крайне амбициозного проекта – строительства небоскреба с офисными и торговыми помещениями на территории одной из своих автостоянок в Осаке. На рекламном проспекте напечатали эскиз готового здания – устремленной в небеса сверкающей двенадцатиэтажной конструкции из голубого стекла с высоким, отделанным мрамором атриумом и множеством зубцов и выступов цилиндрической формы. Территорию украшали скульптуры в виде сияющих сфер с изогнутыми металлическими полумесяцами. «Изумительный футуристический силуэт в районе Кита-Синти с самыми фешенебельными магазинами, – говорилось в рекламном проспекте. – Настоящий пейзаж двадцать первого века». Некоторые слова заменялись английскими, переделанными на японский манер: «годзясу», «сируэтто», «хайсосаэтии». «Кита-Синти тауэр» напоминала чудовищную мешанину претенциозности и китча эпохи экономического бума, которые вышли из моды уже к 1993 году. Ее так и не построили. Через три года кредиторы Обары подали в суд, чтобы вернуть выданные ему займы, и в 1999 году на дом в Дэнъэнтёфу по решению суда временно наложили арест.
Сын корейского торговца кониной поведал мне:
– Почему второе и третье поколения уделяли мало внимания учебе, вполне объяснимо. Считалось, что крупные университеты Японии предлагают своим выпускникам лучшую работу, но моих ровесников таких возможностей негласно лишали. И я прекрасно понимаю, почему он бросил учебу в той социальной среде. К тому же он был очень богат, унаследовал огромное состояние и мог вообще не работать. Из всех братьев он подавал самые большие надежды. Но что ждало юного богача в дорогой школе? Только вечеринки и девочки. Неудивительно, что у него пропал стимул… Я думаю, что в Соединенных Штатах его воспринимали таким, каков он есть, не как корейца или японца, а просто как человека. Но после возвращения в Японию бизнес не заладился. У Ёдзи не было деловой хватки. Он промотал кучу денег. Доходы ему принес только бум цен на недвижимость, но, когда все рухнуло, Обару, как и многих других, ждал провал.
Манабу Миядзаки, писатель и сын главы якудза, подтвердил мне:
– Типичная картина. Отцу, иммигранту в первом поколении, удается разбогатеть. Но он простой человек и даже едва говорит по-японски, поэтому хочет дать сыновьям лучшее образование. У них есть все возможности, но ничего не получается. Они наследуют бизнес отца, однако, при всех ресурсах и знаниях, вылетают в трубу. Потому что они не так агрессивны, как отец. Они получили образование, но не разбираются в реальных делах и постоянно вынуждены просить помощи у старшего поколения. Кроме того, они не в силах побороть свои недостатки. Такие ребята богаты, но несчастны. Поиск поддержки, критика со стороны родителей – их жизнь просто исковеркана.