Редукция причинного отношения к совокупности условий — кредо кондиционализма — достаточно полно раскрыта Дж. Ст. Миллем, виднейшим представителем первого этапа позитивизма: «….причина есть полная сумма положительных и отрицательных условий явления, взятых вместе, вся совокупность всякого рода случайностей… наличность которых неизменно влечет за собой следствие» [127, с. 299].
Позитивизм «эмпириокритического» этапа унаследовал кондиционализм вместе с отрицательным отношением к причинности. Посвятив отдельный параграф «Материализма и эмпириокритицизма» проблеме причинности, В. И. Ленин указал, что с признанием объективной причинности непосредственно связано мировоззрение материализма [см.: 4, т. 18, с. 162]. Напротив, попытка махистов заменить причинность последовательностью условий или математическим понятием функции (как связи условий) есть не что иное, как субъективный идеализм, основанный на повторении «основной идеи,
Наиболее яростным борцом за идеи кондиционализма был профессор физиологии и директор Физиологического института Геттингенского университета М. Ферворн. Философские труды Ферворна — яркий пример синкретизма естественнонаучного мировоззрения. Оставаясь стихийным материалистом в области физиологии, где он достиг немалых результатов, ученый перестает быть материалистом, как только пытается произвести мировоззренческое обобщение своих взглядов. Борьба за «монистическое мировоззрение» проводится им в полном соответствии с махистским тезисом о единстве «психических» и «физических» элементов мира, сводящих вторые к первым. Ферворну представляется, что материалистический метод исследования годен лишь для «естественнонаучной методологической гипотезы», но совершенно не подходит «в качестве базиса для миросозерцания», так как материалистическое воззрение для этого «чересчур узко» [см.: 198, с. 12]. Столь же непригодно и понятие причинности.
Ферворн воюет с материализмом и причинностью одновременно, ощущая, вероятно, их неразрывную связь. Ученый почти полностью повторяет сказанное О. Контом и Дж. Миллем: «Понятие причинности — понятие мистическое, возникшее в эпоху примитивного человеческого мышления. Строго научное изложение не знает «причин», а только закономерные зависимости. Но если понятие «причинности» означает лишь существование однозначно определенной закономерности, то момент «причины» в нем не только излишен, но и прямо не соответствует истине, потому что процесс или состояние никогда не определяются однозначно «одной–единственной причиной», а всегда совокупностью условий, которые все имеют одинаковую ценность, ибо все они необходимы. Причинная закономерность есть спекулятивная мистика, а условная закономерность есть опыт» [198, с. 150–151].
Рассмотрение этого отрывка подтверждает ранее выдвинутый тезис, что кондиционализм явился негативной реакцией на «панкаузализм» в его лапласовском варианте. Ферворн убежден, что исповедуемый им кондпцпо- нализм имеет основание прежде всего в том «факте», что «всякое «объяснение» может быть лишь описанием». В доказательство этого положения Ферворн пытается привлечь и исследуемый им естественнонаучный материал, связанный с психологией первобытного искусства. Вот здесь–то и проявляется основное зло синкретического мировоззрения — мировоззренческие установки, возникшие как искаженное отражение, интерпретация естественнонаучного материала, начинают «работать» по принципу отрицательной обратной связи: исследование, проводимое с использованием элементов такого мировоззрения как методологических оснований, становится все больше и больше подтасовкой, подгонкой фактов под доказываемое положение. Так синкретизм естественнонаучного мировоззрения уводит ученого от науки, естественнонаучное мировоззрение превращается в антинаучное. Основной вывод Ферворна: «…всякое истинно научное познание должно… быть облечено в форму условного предложения, ибо научное познание состоит и должно состоять лишь в констатировании закономерной зависимости» [198, с. 150]. Сведение познания к чувственному восприятию приводит автора к агностическому утверждению о непознаваемости причин. Непознаваемое при помощи чувств, по его логике, можно объявить несуществующим. Другое дело — условия, они «совсем не таинственны и не непознаваемы, ибо это сами вещи, которые я ведь могу воспринять» [198, с. 151].