Позвольте представиться!

Сердце колотится как сумасшедшее. Не открываю глаза, лежу, крепко зажмурившись, пытаясь удержать ускользающий сон. Но он все равно утекает из-под век, оставляя на щеках дорожки. Так каждый раз происходит, когда я его вижу, – просыпаюсь на мокрой подушке и еще долго потом лежу, зажав уголок зубами. Я уже не вою в голос, как раньше, только судорожно дышу, утихомиривая рвущееся наружу сердце, внушая себе: это был только сон. Сон. Он закончился, ш-ш-ш, надо жить дальше.

Но в том-то и дело, что мне не нужно опять засыпать, чтобы увидеть его продолжение. Ночами мы часто сидели вдвоем в том шкафу, и я очень хорошо помню…

Мне было четыре, ей – девять. Ночами мы часто сидели в шкафу, нашем тайном убежище, сочиняя истории о далеких прекрасных странах, о царевичах и волшебниках, о подводных дворцах, о городах среди звезд. Точнее, сочиняла Ленни, а я только слушал, затаив дыхание, восхищенно глядя на ее мечтательное лицо. Мы знали, что Ленни – Пишущая и что совсем скоро, на Великом Диктанте, об этом узнают все-все, будут восхищаться и даже завидовать, потому что Ленни отправится в Город Творцов, где нет обычных людей, а есть только они. Те, что творят нашу жизнь. Я искренне верил, что Ленни напишет нам такую сказку, в которой у всех будет полный буфет конфет, а у мамы здоровые руки и, может, вообще… больше никто никогда не умрет! Ленни все может, вон ведь какие волшебные у нее выходят истории!

Только мама почему-то печалилась, когда вспоминала про дар сестры. Она плакала так горько и жалобно, что Ленни при ней старалась ничего не писать, чтобы лишний раз не расстраивать. Однажды я спросил ее, почему так, а она сказала, что мама грустит от предстоящей разлуки…

Немного успокоившись, встаю и выхожу на балкон. Все равно уже не засну, так и буду лежать, снова и снова прокручивая одни и те же воспоминания. И раз уж никуда от них не деться, лучше посидеть здесь, на воздухе.

И сижу завернувшись в одеяло, пока небо не окрашивает ярко-лазурный зимний рассвет, а облачка пара от дыхания не становятся еле заметными. Но и тогда не могу заставить себя вернуться в комнату, где все покрыто невидимой пленкой памяти после совсем свежего сна.

Я сам попросил Ленни научить меня буквам. Очень хотелось узнать, что скрывают эти тайные черные знаки и как работает магия Пишущих. Почему если что-то напишет папа, то это всего лишь следы на бумаге, а вот если Ленни хорошенько сосредоточится, описывая предмет, то он станет совсем настоящим? Как так выходит? Было ужасно интересно.

С тех пор наше тайное убежище превратилось в классную комнату. Мы брали фонарик, садились на гору старой одежды, сваленной в углу шкафа, и я выводил карандашом на только что написанной Ленни бумаге черные закорючки. Получалось очень даже неплохо. Буквы я выучил быстро и уже мог складывать слова в предложения, когда однажды ночью в наше тайное убежище ворвались разбойники.