PR-элита России: 157 интервью с высшим эшелоном российского PR

Отар Кушанашвили: Во-первых, запиши себе: «Десятое сентября, презентация моей книги». Я приглашаю тебя лично. Поскольку все построено вокруг цифры «десять», это будет десять дней подряд. Все танцуется от цифры «десять».

Роман Масленников: А почему так?

Я хотел одиннадцатого-одиннадцатого-одиннадцатого. Но книга не продается в январе. Понятно, что все, и ты, и я, будем, как свиньи. Я, как на зло, пью в обычные дни, в праздники не пью, почему-то так получилось.

Я на любой вопрос отвечу.

Так, начинаем. Отар, вы сейчас где?

Ты что, кандидат философских наук?

Я – да, недавно стал. Мой вопрос—

Скажи: «Герой интервью изумленно глядит на—».

Я сейчас работаю в холдинге «Комсомольская Правда». Я долгое время был безработным в советском смысле. Я не был устроен по одной причине – хватило работы официальной, когда я работал на «ТВ-6 Москва». И если говорить коротко и грубо – мне надоело начальство уже.

Мне кажется, что, в силу моих человеческих качеств, в силу того, что я могу находить общий язык с любыми людьми, мне не нужны поводыри – начальники. У меня росли дети. Я не считал возможным слушать оскорбления от людей, которые… я недосыпал, недоедал. Я не могу вещать на собрании, где меня ругает тот, кто, в моих глазах, не закончил факультет, предполагающий мою работу в этой сфере. Хотя и пишут в России, что меня выгнали Тбилисского университета. И, в один момент, у тебя растут дети, ты понимаешь, что все время ты зависим от кого-то. Ну, конечно, мы с рыжим «Иванушкой» знаем больше всего. Я знал, что мне будет тяжело без работы официальной, я знал куда иду.

То есть, в никуда, вы имеете в виду.

В никуда! Я отправился в никуда! Это особа страна, под названием «Лузеры, мы вас ждем!». На одной чаше весов было унижение из уст людей необразованных, а на второй самолюбие. Я не могу слушать посылания каждый день от людей, которые не учились нигде. Но я из этой профессии грыз гранит столько лет. И меня ругали, что я плохо снимаю, плохо говорю. Люди, которые употребляли кокаин, не работали нигде: ребенок, чей-то сын, чья-то дочь. И я решил уйти в никуда.

Сколько длилось ваше – «никуда»? Я три года жил в долг, три года! То есть, я занимал, а потом занимал у другого и отдавал тому. Ну, по известной схеме шулеров, мошенников, ублюдков. Я жил, как ублюдок несколько лет. Но я точно знал, что я верну деньги. Вот я был уверен. Не могу сказать, что я в Москву приехал уверенным в себе. Я был болезненным, тщедушным. Но я был тогда уже, в отличие от Сеprея Лазарева, уже тогда был парнем. Не могу сказать, что я знал, зачем. Просто община голодала, и я не хотел быть обузой для моих родителей, которых нет в живых. Я просто не хотел есть хлеб, который они зарабатывают. Уже закончил университет – сижу дома, детина здоровая. Мне было стыдно. Потом, я же видел, как отец зарабатывает деньги. До слез доходило. И длилось три года. А ситуацию усугубляло то, что когда я ушел с «ТВ-6 Москва», который потом закрылся, я выругался матом на первом канале, когда группа «Премьер-Министр» выступала в Таллинне на Евровидении. Телефон замолк вообще. Я был персоной нон грата.

Это из-за именно этого момента или что-то там другое было? Да, из-за этого момента. Это было четыре утра. Я думал, что не работает камера уже. Я заступился за пацанов. Они выступали там, пусть плохо, но они – наши. Полоскать их в Москве не надо, когда они там. Хорошо, они не выиграли, выступили слабее, чем могли, но это наши парни. Когда они сюда приедут, ругай их здесь, когда они перед тобой будут сидеть. Они и так там страдали, что плохо спели и так далее. Добивает – твоя страна, твоя родная страна и ты ругаешь тех, кто едет выручать тебя. И я тогда сразу все сказал, и все! Три года. Три года, старичок, в долг. А кто знает свойство долга «увеличиваться, увеличиваться, увеличиваться и не отдаваться», может представить, в каком аду я жил.

Слушайте, неожиданно мы начали разговор. Мы его уже скоро закончим.