Прайм-тайм

– Я могу тебе чем-то помочь?

– Собственно, Анна Снапхане послала меня сюда, она занимается временными кодами и не смогла, к сожалению, прийти сама.

– Передай ей большой привет, – сказал Гуннар.

Она колебалась, у нее слегка покраснели щеки.

– У меня здесь одна запись, – сообщила Анника Бенгтзон, перехватив его взгляд, – из тех, какие подходят для обычного видеомагнитофона. На ней масса технической болтовни из последнего дня записи в Икстахольме. Тебе известно ее содержание?

– Входи. – Он пригласил ее жестом. – Технической болтовни? Что ты под этим подразумеваешь?

Анника Бенгтзон шагнула внутрь, принялась копаться в своей большой сумке. Красивая, сексуальная, с большой грудью. Он испытал приятную тяжесть в промежности.

– Я не знаю, – ответила она, немного смутившись. – Я не слушала ее сама, но, если верить Анне, там кто-то говорит: «Пять секунд… Камера… Заставка… Запускай кассету…»

– Внутренние переговоры, – констатировал он. – Именно так общаются со всеми с режиссерской скамейки. Я уже запер оборудование, но, если хочешь, могу запустить один аппарат VHS и послушать ее для тебя.

Анника не двинулась с места, переминалась с ноги на ногу, не решалась передать касету.

– Что тебя интересует? – спросил он осторожно.

Она выглядела настолько обеспокоенной, что Гуннару Антонссону стало немного не по себе, у него возникло неясное чувство вины, словно он допустил какую-то оплошность.

– Кто записал ее, – ответила она, – где и почему.

– Создавая определенные программы, мы фиксируем все наши радиопереговоры на ленту, – объяснил он спокойно.

– Для чего?

– Мы делали особую передачу о «Евровидении», например, и для иллюстрации закулисной работы требовались записи разговоров между аппаратной и людьми, работающими на площадке. Указания видеорежиссера операторам, болтовня на режиссерской скамейке, все, чего никогда не слышно в кадре. Настоящее звуковое сопровождение программы, хотя и вспомогательного свойства.

– И вы довольно часто такое делаете?

Гуннар Антонссон провел рукой по волосам, успокаиваясь. Она была журналисткой, любопытным созданием, он знавал таких.

– Мы делали это для передачи «Кто хочет стать миллионером?», – ответил он, – различных представлений, пары документальных фильмов…

– Мишель… – произнесла она с широко открытыми глазами. – Мишель просила тебя записать внутренние переговоры последней программы «Летнего дворца» для документального фильма о себе самой?

– Я немного опоздал, – признался он, – потому что произошла заминка со звуком наверху в музыкальном зале.

– Что? – спросила Анника и моргнула.

– Мишель хотела, чтобы на ленте осталась вся программа, но я пропустил заставку. Забыл. – Гуннар Антонссон почувствовал, как у него вспотела спина. – Это не входило ни в какой заказ, – промямлил он, – но я не собирался выставлять никому счет. Просто запустил запись, и все. У меня и в мыслях не было брать плату за нее…

Репортерша жестом остановила его.

– Само собой, – сказала она, – здесь все понятно. Дело в том, Гуннар, что на этой ленте есть разговор, в самом конце. Как он мог там оказаться?

Технический руководитель передачи внимательно посмотрел на молодую женщину, заметил, как она напряглась. Так вот почему она здесь появилась. Неприятное ощущение усилилось.

– Что ты имеешь в виду?

Он сделал шаг назад, как бы в попытке уйти от ответа. Анника Бенгтзон последовала за ним.

– В конце кассеты несколько человек разговаривают между собой, – сказала она с явным волнением. – Не можешь ли ты объяснить мне, как это там оказалось.

Что-то в ее глазах заставило его продолжить отступление. – Это невозможно, – ответил он. – Все было убрано, упаковано. Все микрофоны, камеры, аппаратура связи. Там, наверное, остались обрывки старой записи.

Анника впилась в него взглядом:

– Когда ты запустил запись?

Гуннар Антонссон зажмурился на мгновение, вспомнил, как звукооператор позвал его, прося о помощи: «Сбой в музыкальном зале, Гуннар, Гуннар!» Он бросил все и помчался туда, вместе им удалось обнаружить на склоне дворцового холма кабель, в котором произошло короткое замыкание. Потом он поспешил назад в автобус, насквозь мокрый и в отвратительном настроении.

– Через двенадцать минут после того, как началась запись программы, я вставил VHS-кассету в один из наших аппаратов и запустил ее.

– В 19:12, – констатировала Анника. – Но ты так и не выключил ее?

Гуннар снова покопался в памяти.

– Вероятно, нет, – подтвердил он. – Она выключается автоматически через восемь часов.

Анника мысленно сосчитала. Ее глаза расширились.

– Последние минуты ленты записаны сразу после трех ночи! Как эти голоса могли оказаться на ней?

Она уставилась на него, погруженная в свои мысли и явно сгорая от любопытства.

Гуннар с облегчением перевел дух. Репортершу просто интересовало техническое решение ее проблемы. Он повернулся, пошел в аппаратную, к столу с кнопками, регуляторами, индикаторными лампами, микрофонами и мониторами. Блуждал по стене взглядом с наморщенным лбом, почувствовал, как у него вспотела шея.