Прах и пепел

Жариков покачал головой и мягко открыл дверь. Гольцев увидел стандартную палату, просторную оттого, что вместо положенных четырёх кроватей стояла только одна. На ней полулежал на подушках Чак, укрытый одеялом по грудь. Большие мускулистые руки брошены вдоль тела поверх одеяла. Рядом сидел на стуле молодой негр с пышной шапкой кудряшек в глухом халате санитара с завязками на спине. Невнятица Чака и паузы в ответной ругани объяснялись неожиданно просто. Чак обедал. Парень кормил его с ложки кашей, а пустая тарелка из-под супа стояла на тумбочке рядом со стаканом компота. Грудь Чака прикрывало маленькое полотенце, углом которого парень время от времени вытирал Чаку губы и подбородок.

– А почему за ограду? – спросил Чак, облизывая губы.

– На территории госпиталя драки запрещены, – спокойно объяснил парень, ложкой подбирая с подбородка Чака крупинки. – Не говори с полным ртом, кашу роняешь.

– Накласть мне на твою заботу, – пробурчал Чак.

На звук открывшейся двери парень обернулся и окатил вошедших ослепительной неотразимой улыбкой. Гольцев настороженно покосился на доктора. Но на того, похоже, не действовало.

– Ты почему без шапочки, Андрей? – спросил по-английски Жариков.

– Не налезает ни одна, – вздохнул Андрей.

– Зайди к старшему завхозу и подбери, – с мягкой строгостью сказал Жариков. – Форму надо соблюдать.

– Хорошо, доктор Иван, – кивнул Андрей. – Сделаю.

Чак молча переводил взгляд с Жарикова на Гольцева и обратно. Мышцы на его груди заметно напряглись, но руки остались неподвижными. Андрей сделал движение от кровати, но Жариков покачал головой.

– Нет, заканчивайте спокойно. Мы подождём.

Андрей кивнул и повернулся опять к Чаку.

– Давай, открывай рот.

Тот ещё раз покосился на пришедших и подчинился. Жариков прошёл к окну, жестом пригласив Гольцева за собой. Чак ел теперь молча, с какой-то угрюмой ожесточённостью пережевывая кашу. Андрей, сохраняя на лице полную невозмутимость, покормил его, вытер ему губы, поставил пустую тарелку на тумбочку и взял стакан с компотом.

– Ты как ягоды хочешь? В начале или на конец? – спросил Андрей таким подчёркнуто заботливым тоном, что Чак не выдержал.

– А пошёл ты…!

– С компотом? – невинно поинтересовался Андрей, выбирая ложкой ягоды из стакана. – Давай, лопай.

Гольцев невольно засмеялся: с таким обречённым видом Чак взял губами из ложки ягоды. Жариков тоже улыбнулся.

– Кто кого заводит?

– Когда он злится, доктор Иван, – Андрей скормил Чаку ягоды и поднёс к его губам стакан, – ему меньше болит, он сам сказал.

– Та-ак, – понимающе протянул Жариков. – Но процесс-то при этом затягивается, об этом вы не думали?

Чак поперхнулся. Андрей вытер ему залитый компотом подбородок.

– Смотри, захлебнёшься и будешь первым утонувшим в компоте, – Гольцев заткнул себе рот кулаком, чтобы не ржать в голос, а Андрей продолжал: – А ему и так хорошо, доктор Иван. Кормят, поят, обмывают, с боку на бок поворачивают. А перегорит, так тогда ж работать придётся. А так… лафа, а не жизнь.

Чак судорожно сделал последний глоток.

– Убью, скотина вонючая! Спальник поганый…!

– Во, видите, доктор Иван. Меня обозвал, и лишний день, глядишь, и набежал, – Андрей снял полотенце с груди Чака и деловито собрал посуду. – Мне-то что, я за это зарплату получаю.

– За что, погань рабская?!

– Что тебя слушаю.

Андрей взял полотенце, посуду, озорно улыбнулся Жарикову и Гольцеву и вышел. Чак дёрнулся всем телом следом за ним и замер, бессильно дёргая грудными мышцами. На его глазах выступили слёзы, и он резко отвернулся от Жарикова и Гольцева, стоявших у окна.

Гольцев оттолкнулся от подоконника и подошёл к кровати.

– Здравствуй, Чак. Как ты?

– Почему? – хрипло выдохнул Чак. – Почему вы не убили меня тогда, сэр? За что вы меня… так?

– Ты хочешь умереть? – спросил Гольцев, усаживаясь на место Андрея.

– Чем так жить… когда всякая погань смеет измываться… простите, сэр, – Чак на мгновение повернул голову к Жарикову и уставился в потолок. – Это ваши… люди, сэр. Они делают то, что вы им приказываете…

– Разве у тебя боли не кончились? – спросил Жариков.

Чак снова покосился на него, вздохнул и честно ответил:

– Позлюсь, и опять… подёргивает.

Жариков подошёл и остановился в ногах кровати.

– Думаешь повернуть процесс обратно? Ладно, я ещё зайду, – и вышел, оставив их вдвоём.

Гольцев посмотрел на напряжённое, вызывающее и одновременно испуганное лицо Чака, достал пачку сигарет.

– Куришь?

– Если угостите, сэр, – после паузы ответил Чак.

Гольцев достал и вставил ему в рот сигарету, щёлкнул зажигалкой. Когда он подносил Чаку огонёк, лицо того на секунду сморщилось в гримасе ожидания боли. Гольцев сделал вид, что не заметил и закурил сам. Он не спрашивал, но Чак тихо сказал:

– Я был у одного… в аренде. Он любил жечь человека… сигаретой или зажигалкой. Я запомнил.

Гольцев молча кивнул. Он слышал о таком не раз. От разных людей и, скорее всего, о разных людях.

– Ты хочешь вернуться назад? К Старому Хозяину?

Чак глубоко затянулся дымом и закашлялся. Гольцев взял у него изо рта сигарету и, когда тот отдышался, вставил обратно. Чак взглядом поблагодарил его.

– Сэр, я могу спросить вас?