Прах и пепел

В комнате Эркин спокойно заложил чистые рубашки в тумбочку, разобрал и развесил для просушки полотенце и содержимое банного узелка, разулся и лёг. Грег и Роман спали, Фёдора и Ива с его Призом не было, а Седой Молчун… как всегда лежит и в потолок смотрит. Ну… его дело. Эркин закинул руки за голову и с наслаждением потянулся, прогнал по телу волну, напрягая и распуская мышцы. Глаза сами собой закрывались. И неумолчный шелест, шуршание дождя за окном. Тепло, сухо, сытое спокойствие, блаженное ощущение чистоты, а спать в одежде он ещё в имении привык. Как же давно это было. Очень давно.

Об инциденте в бане Эркин не думал. Обошлось – и ладно. Ни к нему, ни к Толяну эта сволочь больше не полезет, а другие пусть сами себя берегут. И своими визами рискуют.

Сквозь сон он услышал, как пришёл Ив. Приз залез под кровать, а Ив, как все, разулся и лёг, поворочался, вздохнул и затих. Заснул, наверное. Эркин уходил, уплывал в сон, в мягкую тёплую темноту.

Ив не спал, хотя и лежал, как все, закрыв глаза. Сна не было. Неужели обошлось, не заметили, не поняли? Да нет, что они могли заметить? За этот страшный год он сделал всё, чтобы его не узнали, не догадались, кто он. Сменил всё, что можно. Разве только с лицом не получилось. Пластическая операция всегда была очень дорогой и всегда была под очень плотным контролем СБ. Недаром эти клиники горели наравне с Паласами, а врачей расстреливали, как и лагерную охрану. Конечно, кое-кто уцелел, всех расстрелять невозможно, на собственном опыте убедился, но явиться к такому – это сдать себя с потрохами и немедленно. Оставалось рассчитывать на то, что в лицо его мало кто знал. И на то, что большинство знавших погибло. Но наступил Хэллоуин, и он понял: единственный шанс выжить – это сбежать. И не в другой штат, а в Россию. Там уж до него точно никто не дотянется.

…Знакомый до мелочей сдержанно роскошный кабинет. И враждебность, которая не в словах, а во всём, как неощутимый запах, да, враждебная атмосфера. Постоянная и потому привычная и уже не действующая.

– Мы обречены. Ты должен это понять.

– Обречены вы, согласен. А я нет. Я не собираюсь подыхать вместе с вами в вашем дерьме.

– Вот как ты заговорил, щенок!

– Да, – он не отводит взгляда.

Отец смотрит с тем холодным выражением, с каким всегда отдаёт приказы об очередной ликвидации. Но сегодня он не отступит. Никого, ради кого он терпел, уже нет, так что ему терять нечего.

– Я слишком многое прощал тебе, – отец не спеша закуривает. – Я надеялся, что кровь заговорит.

– Кровь неразумна, – он заставляет себя улыбнуться. – Глупо её слушать там, где нужен разум и трезвый расчёт. Но иногда её советы уместны.

– И что же советует тебе… твоя кровь?

– Твоя доля? – иронически переспрашивает он. – Ну, что она может подсказать, кроме одного? Каждый сам за себя.

– Дурак. Ты не сделаешь и шага без моего прикрытия, – отец презрительно оглядывает его. – Но ладно, мы ещё продолжим этот разговор, а пока…

Он выслушивает очередное отцовское поручение, щёлкает строго по уставу каблуками и покидает кабинет. Поручение вполне обычное. Вопрос только в том, получит он пулю в затылок после выполнения или в любой момент до, скажем, при выходе из кабинета. Конечно, он рисковал, идя на такой разговор, но и откладывать уже нельзя. Ничего бесконечного и безграничного нет. И его терпение тоже закончилось…

…Ив приоткрыл глаза и посмотрел на соседнюю кровать. Чеканное смуглое лицо, закинутые за голову руки, распахнутая рубашка обнажает великолепную мускулистую грудь. На правой руке над запястьем чёрная татуировка рабского номера. Индекс питомника при Исследовательском центре. Индеец, раб, спальник. Что же, отец был бы доволен, узнав, что он спит в одной комнате и ест в общей столовой с таким.

«Потеря расы – вполне справедливое наказание для тебя», – сказал бы отец.

«Ты делишь постель с рабами и не теряешь расу. Непоследовательно».

«Это спальники. Они предназначены для этого. Ты глуп, если не понимаешь очевидного».

«Возможно. Но я жив, а ты мёртв».

«Это не аргумент».

Ив прервал воображаемый спор с отцом. Хотя… он сомневался в его отцовстве. Да, они похожи, но внешнее сходство тоже… не аргумент. Была ли его матерью та красивая элегантная женщина, официальная жена его отца? Какая тайна связана с его рождением? Почему при посторонних он должен был обращаться к отцу только уставным обращением, как в армии? Хотя формы отец не носил. Всегда только в штатском. В шкафу хранился только один форменный костюм – Старого Охотничьего Клуба. Но и его отец не надевал. Смешно, но этот индеец носит такую рубашку. Интересно, где парень её подобрал? Спросить? Но тогда придётся объяснять. А это совсем не нужно. Пусть носит. Даже если индеец добыл её с кровью… На этой форме столько крови, что кровь бывшего владельца – лишь справедливое, но недостаточное возмездие. Нет, здесь никто не знает ни о Старом Охотничьем Клубе, ни об охотниках. Угнанных держали подальше от этих имперских и доимперских тайн. Именно в этом твоё спасение. И ты тоже должен не знать и даже не догадываться.