Прах и пепел

Будешь маяться в целом свете,

Если будешь, Джек, палачом.

Будь моряк, и покинешь сушу,

И отыщешь свой свет в ночи.

А кто спасёт твою рыжую душу,

Если, Джек, ты пойдешь в палачи?

Рыжий Джек! Самый рыжий в мире!

Вот и новые времена.

Ты устал, да и лошадь в мыле.

Брось уздечку и стремена.

Стань бродяга, последний бражник,

Всё пропей – с головы до ног,

Но не будь ни тюремщик, ни стражник -

Это всё палачи, сынок[1]

.

Может, из-за этой песни отец и убрал Гленну? Может быть. Но и отца убили. Передав ему вместе с кратким известием о смерти последний приказ. Отправиться в Хаархан для участия в операции по зачистке территории. Всё было понятно, и он без вопросов подчинился, зная, что и его убьют. Но ему уже было всё равно. И только песня Гленны назойливо звенела в ушах, заглушая выстрелы и крики. Палачом он не стал. Как? Сейчас уже не вспомнить и не понять, как, из какого слоя дьявольского «пирога» он сумел выкатиться. И остаться живым на мёртвой земле. А живым надо жить. Ему разрешили уехать. Разрешили жить. Этот… Никлас имеет право разрешать. Его разрешение он примет.

Вздохнул под кроватью Приз. Что-то пробормотал, поворачиваясь на другой бок, Фёдор. Ив снова лёг на бок, свернулся в клубок, натягивая одеяло…

…Тонкое поскуливание остановило его. Его шатало от голода и боли. И усталости. Но он остановился и пошёл на звук. Шёл долго. То ли звук далеко разносился, то ли он слишком устал, и каждый шаг давался слишком тяжело. Но дошёл. Очередной лагерь. Месиво обломков бараков, вышек и трупов. В лагерной робе и форме охраны. И среди этого месива тихий жалобный, почти человеческий плач. Да, уже не скулили, плакали. Он ползал среди трупов и обломков, поднимая брёвна и бетонные плиты, отчуждённо удивляясь своей силе. И нашёл. Вытащил. Большое мохнатое тело бессильно обвисало на его руках. Шатаясь под этой тяжестью, он встал и пошёл…

…Ив улыбнулся, не открывая глаз. Его выигрыш. Он взял свой выигрыш, свой приз. Больше он не был один. И не будет.

Эркин потянулся во сне, перекатив голову по подушке, задел локтем спинку кровати и открыл глаза. Нет, всё в порядке, все спят. Ну и денёк выдался! Хорошо, что всё обошлось. Видно, этот… Никлас Женю про «трамвай» не спросил, человек всё-таки. Женя повеселела, будто что очень хорошее от него услышала. Ну и хорошо. Ну и… ладушки. Он вдруг заметил, что и про себя думает по-русски, русскими словами. Смешно. Совсем русским скоро станет. Эркин повернулся набок, поёрзал щекой по подушке и, как Женя, подсунул под голову угол одеяла. И Алиса так же спит. Смешно… Что смешно, он додумать не успел.

Колумбия

Бредли оказался прав. С понедельника клиенты пошли, и уже вторую неделю они работали с полной нагрузкой. Роберт заметно повеселел, и, проспорив до полуночи, они решили купить и посуду, и одежду.

– В субботу отработаем и пойдём, – Метьюз встал из-за стола и потянулся, сцепив пальцы на затылке.

Роберт собрал разложенные на столе деньги.

– А в воскресенье в церковь уже в новом.

Найджел кивнул.

– Рубашки обязательно. И джинсы.

– Может, ещё и смокинги? – беззлобно фыркнул Роберт. – На рубашки хватит если, так и на том спасибо.

– Смокинг с джинсами не носят, – возразил Найджел.

– Знаток! – рассмеялся Метьюз. – Но если джинсы, то лопать и дальше из мисок. Так, Роб?

– Так, – Роберт, выходя из кухни, обернулся в дверях. – Из чего мы лопаем, только мы видим, а в чём ходим… – он сделал многозначительную паузу.

– Как говорит Бредли, резонно, – Найджел расставил помятые жестяные кружки. – И сахару меньше класть, верно?

– Как полопаешь, так и поработаешь, – Метьюз взял «кирпич» тёмного хлеба, примерился и отрезал три безукоризненно одинаковых ломтя. – На еде не сэкономишь, Найдж.

Убрав деньги в тайник, Роб вернулся на кухню и сел к столу. Найджел налил всем кофе.

– Ну, по кружечке с устатку, и завалимся, – Метьюз губой попробовал: не горячо ли.

Роберт молча кивнул, устало обхватив кружку большими ладонями.

– Уголь нужно купить, – вдруг сказал Найджел. – У нас ведь под уголь котёл стоит. И столько всего по хозяйству нужно…

– В том-то и дело, – Роберт обвёл их усталыми глазами. – Я ночью проснусь и лежу, считаю, считаю… Голова пухнет. На тепле экономить нельзя. Дело загубим. На еде нельзя. Не будет сил работать. Кремы ещё, растирки… Одна прачечная сколько стоит…

– Самим если стирать… – начал Метьюз.

– Сами мы так не сделаем, – перебил его Найджел. – Говорили уже. И чего мы опять по кругу пошли?

– Так думаем об этом, – хмыкнул Метьюз. – Мы ведь знали, на что шли. Помнишь, Бредли говорил. Нанялись бы, получали б зарплату и ни о чём таком не думали. Ведь сами захотели своим делом жить.

– Да, – кивнул Роберт, – всё так. И я не жалею. И назад не поверну.