Прах и пепел

– Так, хорошо. Оставим Ива Моргана жить дальше самостоятельно. Ваше мнение о Морозе?

– В целом, – Никлас допил кофе и поставил чашку на столик, – прежние характеристики верны. Что бы я добавил? Не по характеру, а по биографии. Последние пять лет перед Освобождением он был рабом в Вальхалле, – и видя удивление Михаила Аркадьевича, уточнил: – Это имение Изабеллы Кренстон.

– Нет, Ник, я это помню. Однако… интересно.

– На нём была рубашка Старого Охотничьего Клуба.

Михаил Аркадьевич присвистнул, Никлас с улыбкой кивнул и продолжил:

– Пуговицы сменены, кое-где аккуратно зашита, но герб на кармане цел. Смысла его, по-видимому, ни Мороз, ни его жена не знают, иначе бы выпороли. Думаю, он подобрал её в одном из имений ещё зимой, возможно, в самой Вальхалле.

– Не исключено, – кивнул Михаил Аркадьевич. – Что он говорит?

– Об Изабелле? Английский язык достаточно богат, и парень владеет этим богатством в полном объёме.

– Представляю, – рассмеялся, допивая кофе, Михаил Аркадьевич. – Информации у него много, она интересна, но…

– Но не в оперативном смысле, – подхватил Никлас. – Извинения Шермана его не тронули, хотя он считает Рассела, цитирую, не самой сволочью. Его жена жива, а мотивы поступков Шермана его совершенно не волнуют.

– Вполне объяснимо.

– Да. Доктора Шермана он опознал. Здесь у меня есть варианты.

– Отлично.

Не прерывая разговора, они налили себе ещё по чашке, опустошив кофейник, и перешли в кабинет, за письменный стол. Михаил Аркадьевич подвинул себе под руку чистый лист бумаги и быстро нарисовал в углу маленькую неправильную спираль. Разговор стал уже рабочим, хотя тон беседы не изменился.

– Итак, всё-таки Сторм. С Евгенией Мороз, она же Джен Малик я побеседовал. Версию Сторма она подтверждает, но…

– Но? – заинтересованно переспросил Михаил Аркадьевич.

– Те же факты, но в другой интерпретации. Она уверена, что обманула Сторма, прорвавшись к телефону. Дальше у неё путаница, провалы… – Михаил Аркадьевич понимающе кивнул, – но очень похоже, что «трамвая» не было. Мне приходилось общаться с выжившими. Совсем другая картина и поведения, и воспоминаний. Сторм ловко провернул эту операцию. Застраховался со всех сторон.

– Да, Сторм ловок. Как вы думаете, Ник, какие козыри у него ещё в рукаве?

– Предъявлено два. Рассел Шерман и Джен Малик. Я думаю, больше ничего нет. Об Исследовательских Центрах надо спрашивать Шермана.

Михаил Аркадьевич задумчиво пририсовал спирали хвостик и улыбающуюся кошачью мордочку.

– Сторма вы считаете отработанным?

– Какая-то информация там ещё есть, устаревшая, конечно, но… – Никлас пожал плечами. – С ним рвётся поработать Золотарёв. Хочет реабилитироваться.

– Пусть работает, – согласился Михаил Аркадьевич. – Здесь и додавит, и ничего не испортит. Теперь Шерман.

– Да, с Шерманом сложнее. Мороз испугался фотографии.

– Шермана?!

– Да, отца. Вы бы слышали, с каким… ужасом он произносит «учёный», «исследования». Шермана называли Большой Док и Большой Учёный. Для Мороза это клички.

– Понятно. Доктор Шерман работал со спальниками, не так ли?

– Думаю, его исследования были шире. И не только в области физиологии. Здесь, я думаю, вполне можно задействовать парней из госпиталя. Всё-таки Мороз последние пять лет уже не был спальником, многое и забылось, и изменилось. И не хотелось бы его снова отрывать от семьи. А посвящать в такие детали его жену тем более совсем не нужно.

– Понятно, – на листе чуть пониже и левее закручивалась новая спираль, неуловимо схожая и в то же время отличная от предыдущей. – Что ж… На мой взгляд вполне разумно. Вы сразу обратитесь к парням?

– Нет. Я уже думал об этом. Сначала поговорю с доктором Жариковым. Имеет смысл передать ему литературу Шермана и уже после этого выходить через него на парней.

– А не через Аристова?

Никлас покачал головой.

– С физиологией на сегодняшний день вопросов меньше, чем с психикой. Аристов хирург, а Жариков психолог. Широкого профиля.

– Он сейчас очень занят.

Никлас почувствовал, что краснеет под внимательным взглядом Михаила Аркадьевича.

– Вы видели их, Никлас?

Он молча опустил глаза. Надо объяснить, а он даже просто говорить об этом не может. Но кто же думал, что так всё завяжется, что прошлое… вдруг станет почти настоящим. И вдруг тихий, но такой… неожиданно точный вопрос:

– Вы поэтому настаиваете на выписке?

– Да, – сразу ответил Никлас и почувствовал, что отпустило, и что он может говорить. – Тогда меня… пытали они. Может, не эти самые, но…

– Вы видели их? – повторил Михаил Аркадьевич.

Никлас с усилием поднял глаза.

– Нет. Я… пришёл в их корпус, даже дошёл до их отсека и повернул. Не смог. Я… я не хочу мести, глупо мстить ударившей тебя дубинке. Но и находиться рядом с ними я не могу. И я думаю, нет, я уверен, что и к ним, к их… дрессировке доктор Шерман приложил руку.

– Что ж, – у спирали появились собачья или скорее крысиная мордочка, но почему-то с заячьими ушами и павлиний хвост, – не лишено… совсем не лишено. Хорошо. Займитесь Шерманами, Никлас, обоими. С Морозом вы отработали удачно. Давайте ещё раз пройдёмся по Расселу и наметим линию.