Прах и пепел

Возились до ужина. Укладывали, перекладывали, принимали и отвергали советы Ады. Толян от этой «бабской» суматохи сбежал, зато Алиса вовсю занималась своим рюкзачком, который ей смастерила Женя из наволочки, укладывая кукол, кроватку, столик и баульчик.

– Ладно, – Женя выпрямилась, локтем отводя со лба волосы. – Остальное мы сами сделаем. Алиса, ужинать пойдём.

– Ла-адно, – Алиса перестала мучить свой рюкзачок. – Руки мыть, да?

– А как же.

Эркин собрал свои вещи, которые Женя принесла из сушки, и то, что они решили уложить в его мешок.

– Я это к себе отнесу. И сразу в столовую. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась Женя: таким виновато-смущённым было его лицо. Будто он и впрямь… что-то не то сделал.

Эркин действительно чувствовал себя неловко из-за того, что поспорил с Женей. И главное – ведь на пустом. Не отвалились бы руки принести свой мешок сюда. Но Женя улыбнулась – значит, простила. И он радостно сгрёб всю охапку.

– Я мигом!

Женя и моргнуть не успела, как его уже не было в комнате.

Не замечая усиливающегося дождя, Эркин пробежал через двор к мужскому бараку, едва не столкнувшись в дверях с Фёдором. Оказывается, тот только что пришёл, узнал, что попал в списки, и не мог даже толком сообразить, куда бежать в первую очередь. Растерянно обругав Эркина, он побежал к камере хранения. Эркин, обратив на это столько же внимания, сколько на дождь, бросил свои вещи на кровать рядом с мешком, достал талон на ужин и побежал в столовую.

Столовая гудела, как никогда. Женя даже не следила за Алисой, снова и снова успокаивая Эркина, а заодно и себя, что всё будет хорошо, что кончилась наконец эта неопределённость, в Центральном будет легче… Эркин кивал и ел, не замечая вкуса. Не признаваясь самому себе, вернее, не осознавая этого, он боялся. Что в любой момент, в самую последнюю минуту, ему скажут:

– А ты куда лезешь? Знай своё место, ты…

И всё. И кончится этот сон. И не будет ни Жени, ни Алисы, ничего…

Эркин торопливо допил чай и встал, собирая посуду.

– Женя, ты завтра не ворочай тюки, я зайду за вами.

– Хорошо, – кивнула Женя.

Он, как всегда, как уже привык, проводил их до женского барака, попрощался пожеланием спокойной ночи, дождался, пока за ними закроется дверь, и уже тогда пошёл к себе.

Роман и Грег уже закончили сборы, Фёдор, непривычно серьёзный, перебирал свои разложенные на кровати и тумбочке пожитки, Ив, лёжа на кровати поверх одеяла, читал газету, а Алёшка уже совсем разделся и лёг, даже к стене отвернулся. Чтобы не видеть.

Эркин, как и остальные, вывалил всё из тумбочки на кровать и стал собирать мешок. Укладывал не спеша, так, и чтобы не помялось, и чтобы нести было удобно. Грег посмотрел на его работу и хмыкнул:

– Умеешь.

– Всё лето со стадом кочевал, – улыбнулся Эркин. – Привык.

– Привычка – великое дело, – кивнул Роман, засовывая свой мешок под кровать. – Ну, я на боковую.

– Да, завтра рано вставать, – Эркин ещё раз оглядел тумбочку, где уже ничего не было, кроме нескольких неиспользованных талонов – их надо завтра сдать, когда сухой паёк будут давать – затянул на мешке завязки и засунул его к ящику под кровать, взял полотенце и пошёл в уборную.

Сашка и Шурка, необычно серьёзные, стирали своё бельё под краном и даже не брызгались, но большинство ограничивалось умыванием, не желая рисковать: а ну как не высохнет? В мокром, что ли, ехать? Застудиться легко, а на хрен ты больным кому нужен? Это уж точно.

Эркин быстро умылся, но обтираться не стал, уступил раковину и вернулся в комнату.

Все уже лежали, только Фёдор заканчивал сборы, да Ив ещё читал. Эркин повесил полотенце и стал раздеваться. Когда он лёг, Фёдор положил свой мешок на тумбочку и вышел.

– Гаси свет, Ваня, – сказал по-русски Роман и по-английски: – Завтра дочитаешь.

– Ага, – совсем по-русски отозвался Ив, отложил газету и встал, щёлкнул выключателем и лёг. И по-русски почти без запинки: – Спокойной ночи всем.

– Спокойной ночи, – ответил, не открывая глаз, Эркин.

– Спокойной ночи, – в один голос сказали Роман и Алёшка.

– Всем того же, – Грег повернулся набок, звякнув пружинами.

Вернулся Фёдор, уверенно прошёл к своей кровати, быстро разделся и лёг. Наступила ночная, но не сонная тишина. Вздохнул и резко крутанулся на своей кровати Алёшка.

– Чудно! – сказал вдруг по-русски Роман и продолжил, перемешивая английские и русские слова. – Ждал вот, надеялся, а пришло – и страшно чего-то. Смешно даже.

– Я понимаю, – медленно сказал Эркин. – И… и будто жалко чего-то.

– Чего жалко? Прошлой жизни? – негромко спросил Грег. – Хотя… привыкли уже, конечно, и… и ведь жили. Хорошо ли, плохо ли, но жили.

– А мне одного жалко, – подал голос Фёдор. – Поздно я про отъезд узнал. Ну, вещи у меня там кой-какие остались, одежда там, ещё… Ну, долги так и не собрал. Хотя… ясно было уже, что замотает. Обидно, но… ладно. Будем живы, наживём. А вот знал бы, что на последний кон игра пошла, я бы их, гадов, раздел тогда… классически. Без оглядки бы работал, не держал себя. А так…

– А язык подвязать не хочешь? – перебил его Роман. – Без оглядки жить ему захотелось…