Прах и пепел

Жариков уже не раз слышал об этом. Парни часто упоминали уколы, говоря о различиях между спальниками и телохранителями. Но только упоминали, вскользь, не останавливаясь на этом. И выходит… выходит психогенный характер боли. И суггестивность паралича. Но нет кода проникновения. А проламываться наугад… возможно, но результат непредсказуем.

– Иван Дормидонтович…

Жариков вздрогнул и посмотрел на парней, улыбнулся их тревоге.

– Задумался, извините.

– Не за что, – улыбнулся Майкл.

А Андрей объяснил:

– У вас глаза стали… как в отключке, – последние слова он произнёс по-английски и замялся, не зная, как перевести.

– Я понял, – кивнул Жариков.

– Иван Дормидонтович, – вдруг сказал Андрей, – а что у человека самое главное?

– Как это? – с интересом спросил Жариков.

Смысл вопроса, в основном, ясен, но интересна интерпретация.

– Ну, без чего человек не живёт, так? – подхватил Майкл.

– Да нет, – досадливо мотнул головой Андрей. – Кишки вырежи, он тоже жить не будет, а разве кишки – главное?

– Тогда сердце, – пожал плечами Майкл.

– И так, и не так. Вот, – Андрей постучал себя пальцем по лбу. – Вот что у человека главное. От этого всё в человеке.

Жариков улыбнулся.

– Что ж, можно и так сказать. И какой твой вывод, Андрей?

– Этим двоим не руки массировать, а мозги перетряхнуть надо.

– Это по башке стукнуть? – ехидно поинтересовался Майкл.

– Не придуривайся, понимаешь ведь, о чём я, – сердито сказал Андрей.

Жариков слушал их молча. Так, что они забывали о его присутствии. Он умел становиться незаметным, чтобы говорили не для него, а для себя.

– Ну, и что предлагаешь? Обработку заново им устроить? – Майкл насмешливо скривил губы. – Больно это – раз. Возни много – два. Ничего этого тут нет – три. И может и не сработать – четыре. Хватит?

– Хватит, – вздохнул Андрей. – Только… боль для дела и перетерпеть можно. Это раз. Возни много, так всё равно с ними возимся. Это два. Всё, что нужно… можно найти. Ни за что не поверю, что всё поломали да сожгли. И врачей питомнических найти можно.

– Постреляли их всех.

– А нас? Нет, наверняка кто-то выжил. Сейчас попрятались, конечно, но найти можно. А насчёт четвёртого, что не поможет… – и по-русски: – Клин клином вышибают.

Майкл несогласно мотнул головой, отпил из чашки. Он искал возражение, и Андрей ждал. Ждал и Жариков.

– Хорошо, – глаза у Майкла заблестели. – Раз так, ты на обработку ляжешь?

– А мне-то зачем?

– А затем же! Чтоб совсем прежним стать, как до всего. Ну, как?

Андрей невольно поёжился, зябко передёрнув плечами.

– Нет, не выдержу.

– То-то, – Майкл торжествующе улыбнулся.

Жариков не вмешивался. Что парни называют «обработкой»? Жаль, он только начал изучать литературу. К тому же там термины, а парни говорят на своём жаргоне. И подбиравший эту литературу меньше всего думал об интересах читателя. И впрямую спрашивать парней нельзя: для них это ещё слишком болезненно. Слишком.

– Иван Дормидонтович, – Андрей допил свой чай, поставил чашку. – Вы тоже считаете, что Ма… Михаил прав?

– Отвечу тоже по пунктам, – улыбнулся Жариков. – Я не знаю, что вы называете «обработкой». Это раз. И… и мозг человека, сознание – слишком сложная и тонкая… штука, чтобы вламываться туда, не зная всего. Разрушить легко, наладить трудно.

– Но, если это, – Андрей запнулся, подбирая слова, – если это… плохое… Плохое надо разрушить.

– А что останется? – хмыкнул Майкл. – Мы вот горим, это же тоже разрушение. Хорошо тебе стало после этого?

– А ты что, – насмешливо сощурился Андрей, – прежним хотел остаться? Я – нет. Лучше таким, чем этаким, – несмотря на явную невнятность последней фразы, Майкл понимающе кивнул, соглашаясь, и Андрей посмотрел на Жарикова. – Иван Дормидонтович, одни они не справятся.

– И как помочь? – с искренним интересом спросил Жариков.

Андрей беспомощно вздохнул.

– Они должны сами захотеть, – убеждённо сказал Майкл. – А боли никто не хочет.

После недолгого упрямого молчания Андрей убеждённо сказал:

– Но не может нормальный человек хотеть быть палачом. Нормальный если. Я читал, Иван Дормидонтович, садист – это который любит мучить, так?

– Так, – заинтересованно кивнул Жариков.

– Я и раньше о таких знал. И слышал, и… ладно. Я только не знал, как это называется, и что они – больные.

– Те, что тебя зимой мордовали, больные? – ехидно поинтересовался Майкл.

– Те – просто сволочи, не мешай, – отмахнулся Андрей. – А эти, Чак с Гэбом, они нормальные?

– А когда ты себя здесь всем предлагал, лишь бы не гореть, ты нормальным был или маньяком? – запас ехидства у Майкла ещё далеко не исчерпался.

Андрей смущённо хлопнул длинными пушистыми ресницами.

– Ну-у… дураком был. Думал…

– И они так же думают, – Майкл стал собирать посуду. – Ладно. Мы, как это, заболтали, нет, заговорили вас, Иван Дормидонтович, так?

– Сказал правильно, а по сути нет, – улыбнулся Жариков и продолжил серьёзно: – Много интересного услышал.

– И нужного? – лукаво улыбнулся Андрей.

– Ненужного в моём деле не бывает, – убеждённо сказал Жариков, вставая. – Да и в других делах тоже. Ладно, парни, спокойного дежурства вам. Если что, сразу вызывайте.