Жизнь в Центральном лагере оказалась совсем не похожей на ту, в первом. Народу намного больше: в столовой в три смены, в баню, в камеру хранения, в кабинеты разные – везде очереди. Жили в казармах – огромных комнатах, уставленных двухъярусными койками. Здесь тоже был семейный барак, но семья от семьи отделялась фанерными щитами, а от прохода вообще занавесками из плотной пятнистой ткани. Выключателей нет, общий рубильник на всю казарму, днём свет белый, ночью – синий, и хоть умри, но на свету! В бане никаких постирушек, в спальне – тьфу ты, в казарме – никакой сушки. Есть прачечная, есть сушильня, есть прожарка… всё есть, но с очередями. И это бы ещё ничего, да целыми днями то собеседования, то тестирования, и кто только эту хренотень на нашу голову придумал? Встретить бы этого умника… В тёмном углу, да? И сесть уже в тюрьму, ага? А всё равно! То в десятый раз рассказывай, что умеешь и где научился, то в двадцатый с психологом беседуй, воду в ступе толки, картинки перебирай и карточки заполняй! Город за забором, не захолустье – столица всё-таки, и пропуск в кармане, а носа высунуть некогда. Словом, если в региональных многие говорили, что век бы так жили: ешь и на койке валяйся – то из Центрального мечтали вырваться все. Куда угодно, кем угодно, но, чтобы жить наконец по-человечески! Это ж не жизнь, это… ну, слов нет… Из-за парности коек в нечётные семьи подселяли одиночек. Или, если хотите быть одни, то устраивайтесь втроём на двух койках. Голова кру
гом от этакой жизни! В женском и мужском бараках – та же система. По двое или по четверо, но… всё равно тесно, неудобно. Ну, устроили, ну, придумали… Да после этакого тебе любая землянка дворцом покажется!У Эркина было такое чувство, что вот как они вышли вечером из автобуса, как их понесло в общем потоке, так и несёт до сих пор. Беспомощно растерянные глаза Жени, суета, суматоха, масса людей, знакомых, незнакомых… – всё путалось. Первые дни он шёл со всеми, машинально отвечал на вопросы, ничего не понимая и не пытаясь понять. Но… один день, второй, и всё как-то само собой утряслось, стало понятным и простым. Суматоху и путаницу устраивали, в основном, только что приехавшие и уезжающие. А остальные налаживали жизнь, как умели и как получалось.
Фёдор, Грег и Роман были в мужском бараке, но держались вместе. Грег в дороге сдружился с тем высоким негром с белым пацанёнком, которых подсадили на одной из остановок. Сам Эркин обратил на него внимание в бане.
Баня здесь была намного больше, но и народу… Так что оставить всё на скамье и пойти под душ нельзя: живо шайку стащат, а то переложат твоё аккуратненько на пол и займут место. Не драться же. Хорошо, что в принципе он научился уже мыться в шайках. Эркин вымыл голову и решил сменить воду в верхней шайке. И, зная уже порядки, попросил соседа:
– Я за водой, скажи, что занято.
– Хорошо, – ответил тот.
Тогда они впервые, можно сказать, увидели друг друга. Но внимания не обратили. Эркин только и заметил, что это негр, и не из слабаков. Когда Эркин принёс себе шайку чистой воды и, поблагодарив за услугу коротким: «Спасибо», – то получил в ответ столь же краткое: «Не за что», Сосед был занят. На скамейке в шайке стоял маленький – только-только после первой сортировки – мальчик, такой беленький, что словно светился в парном тумане бани. А негр весьма ловко и умело его мыл. Обычно такая мелюзга ходила в баню с матерями, в мужскую – всё же постарше. И, намыливаясь, растирая себя мочалкой, Эркин невольно следил за соседом. А накачанный мужик, такие мускулы занятиями делаются, на тренажёрах. Может…
– Присмотри за местом, – сказал почти чисто по-русски негр, вынимая мальчика из шайки и явно собираясь вести того под душ.
– Хорошо, – кивнул Эркин, провожая их взглядом.
Нет, не спальник. Где же накачался так? Интересно.
Негр вернулся, сменил воду в шайках, посадил мальчика в одну из них, где тот тихо играл чем-то, и стал мыться сам. Эркин встал, чтобы, как делали многие и как он уже привык в региональном лагере, окатиться водой из шайки и, поднимая её двумя руками над собой, ощутил, как по его телу прошёлся чужой внимательный взгляд. Ставя пустую шайку на скамью, Эркин встретился глазами с негром и по тому, как тот равнодушно отвернулся, понял: его опознали. Этот спальников видел, знает, как их узнавать. Ну… ну, посмотрим.
Они закончили мыться почти одновременно. Вылили грязную воду из шаек, собрали своё и шагу от скамьи сделать не успели, как их места уже заняли. К выходу они шли, не разговаривая и не глядя друг на друга. И в предбаннике разошлись.
И снова встретились уже вечером в мужском клубе-курилке возле мужского барака. Эркин стоял с Фёдором и Романом, когда подошли Грег и этот негр.
– Во, все здесь, Тим, – Грег кивком поздоровался со всеми, плечом вдвигая Тима в их круг. – Присоединяйся.