Прах и пепел

Чак лежал на кровати, равнодушно глядя в потолок пустыми глазами, и, когда вошёл Крис, даже не шевельнулся.

– Привет, – весело сказал Крис.

Чак беззвучно шевельнул губами, но голову повернул. Крис переставил стул, сел, закатал рукава халата, достал из кармана тюбик с кремом, промазал себе ладони. Чак молча следил за его приготовлениями. После того случая, когда его рука как-то легла на ноги Гэба, он ещё не раз пытался двигать руками. Но не получалось.

– Давай руку.

– Надо, так бери, – вяло огрызнулся Чак.

Крис улыбнулся его фразе, как удачной шутке, и взял его правую кисть.

– Ну, поехали.

Чак вздохнул и отвернулся. Он уже отчаялся и даже смерти не ждал. И нажимать на заветные точки, чтоб хоть так пальцы пошевелились, не просил.

Крис, напряжённо сведя брови, ощупывал ему подмышечную впадину.

– Не щекочи, – наконец не выдержал Чак. – Что ты там… вшей, что ли, ловишь?

– Границу ищу, – ответил Крис.

– Какую ещё границу?

– Чувствительности. Чувствуешь, где я тебя трогаю?

– Ну?

– А здесь? Ты не подглядывай только, отвернись.

– Отстань, – безнадёжно попросил Чак.

– Ну? Так, а здесь?

От внезапного щипка Чак чуть не подпрыгнул.

– Охренел?! Больно же!

Крис фыркнул.

– Третьего дня я тебя выше щипал, ты не дёргался.

– Врёшь, – недоверчиво нахмурился Чак.

– Не хочешь, не верь, – пожал плечами Крис, кладя поверх одеяла его правую руку. – Сейчас левую сделаю.

Чак молча ждал, пока он перенесёт стул и снова устроится.

– А здесь… тоже? – нехотя выдавил Чак.

– Чего тоже? – Крис сосредоточенно разминал ему локоть.

– Ну, граница сместилась?

– Сейчас проверим.

На этот раз Чак ждал щипка, ждал долго, уже решил, что на левой чувствительность вовсе потеряна, и вдруг дёрнулся, как от удара током.

– Полегче, чёрт! Ну как?

– Ниже, чем на правой.

Крис отпустил его руку, достал из кармана марлевую салфетку, тщательно вытер руки и стал скатывать вниз рукава.

– Ну, – смотрел на него снизу вверх Чак, – что скажешь?

– Не знаю, – пожал плечами Крис. – Я же не врач. Тебе надо с доктором Иваном поговорить, ему всё рассказать.

– А то этот беляк сам не знает? – скривил губы Чак.

– Если бы он знал, ты бы уже здоровым был. Я вот… Меня в декабре привезли, горел уже, а из «чёрного тумана» только в конце марта вставать стал. А последних кого привезли, так у них на всё про всё полтора месяца ушло. И загорелись, и перегорели, и из «чёрного тумана» встали, на своих ногах ушли.

– И почему так? – Чак постарался, чтобы вопрос прозвучал поязвительнее.

– А врачи больше знать стали. Я в первой пятёрке был, что это такое, «горячка», здесь не знал никто, они, – Крис усмехнулся, – и спальников раньше не видели.

– Ну да, – хмыкнул Чак. – Значит, рассказать ему, считаешь?

– Считаю, да, – твёрдо ответил Крис.

– И что рассказать?

– Всё. Да он сам спросит, ты только отвечай. Ну, ладно, – Крис встал, – мне идти надо. К Гэбу пойдёшь сейчас?

– Нет, – мотнул головой Чак, – ему сейчас не до меня, – и выдавил: – Спасибо.

– Не за что, – улыбнулся Крис и пошёл к двери.

И уже взялся за ручку, когда его догнал насмешливый вопрос:

– А про себя ты всё ему рассказываешь?

Крис, не ответив, вышел, прикрыл дверь, оставив щель, чтобы этот… смог открыть её самостоятельно, и быстро пошёл по коридору.

Приступ у Гэба закончился, и он дремал, а Сол и Люк устало пили чай в дежурке с открытой – на всякий случай – дверью. Крис, проходя мимо, кивнул им, и они ответили ему такими же кивками.

Выйдя из отсека, Крис пошёл в кабинет доктора Ивана. О чём доктор Иван хотел с ним поговорить? О чём бы ни было, ни отмалчиваться, ни, тем более, врать он не будет. Подловил его этот стервец, палач чёртов, подловил. Ладно, он и раньше докторам не врал. Ни доктору Юре, ни доктору Ивану. Но и всего не говорил. А что значит «всё»? Разве можно всё рассказать? Да ещё другому. Самому себе не всё говоришь.

Лампочка над дверью кабинета Жарикова не горит. Значит, можно войти. Крис стукнул в дверь и открыл её.

– Заходи, Кирилл, – улыбнулся ему сидящий за столом Жариков. – Ну, как Чак?

– У него граница чувствительности стала нечёткой, – Крис сел к столу и стал рассказывать: – Подмышка вся чувствует, а если он не видит, то и внутренняя поверхность, вот, – Крис показал на себе, – как… как язычок. Но только когда не видит.

Жариков слушал с таким уважительным интересом, что Крис улыбнулся и продолжил:

– Я сказал ему, что граница спускается. Он… он побоялся поверить. По-моему, так. И ещё. Я сказал ему, чтобы он вам всё рассказал, Иван Дормидонтович. Ну… ну, ответил на ваши вопросы.

– Спасибо, Кирилл. Но если бы я ещё знал, о чём спрашивать, – вздохнул Жариков. – И как спрашивать.

Помедлив, Крис кивнул. Набрал полную грудь воздуха и начал:

– Иван Дормидонтович, вы сказали, чтобы я зашёл к вам. Вы хотели поговорить со мной. О чём? О Чаке и Гэбе?

– Они не что, а кто, – поправил его Жариков. – И о них. И о тебе. И о других парнях.

– Хорошо. Иван Дормидонтович, я… я всё сделаю, – Жариков невольно нахмурился, услышав эту формулировку, и Крис заторопился: – Я на все ваши вопросы отвечу, но… но можно мне поговорить с вами? О… о себе. Потом, когда мы закончим с делом.