Но то же самое можно было сказать и обо мне. На каждое действие Хэтора у меня имелся контрприем. Если его меч жужжал от скорости, то мой пел. Если его умение маневрировать ослепляло, то мое сверкало ярче солнца. Мы сражались в разной манере, но все же он был мне не пара.
В конце концов я заметил мельчайший недочет. Когда Хэтор парировал мой удар, его меч чуть-чуть отошел в сторону и на долю секунды запоздал с возвращением. Я понял, что у парня начала уставать рука.
Я прыгнул на него. Сталь зазвенела о сталь, полетели искры. Я продвигался вперед, войдя в смертоносный ритм: удар, удар, выпад; удар, удар, выпад. Хэтор отступил; на лице его отразилась тревога.
А потом я резко довернул руку и выбил у него меч за счет одной лишь силы. Меч проплыл по воздуху и вонзился в землю слева от нас. И медленно закачался.
Хэтор безмолвно проводил его взглядом, прижав правую руку к груди. Потом храбро повернулся ко мне, выпрямился и, не дрогнув, стал ожидать от меня смертельного удара.
Я же бросил свой меч и быстрее, чем он мог уследить, оказался рядом с Хэтором. Моя левая рука легла ему на горло, а правая сгребла защищенный доспехом живот. Я вскинул парня над головой, как ребенок поднимает куклу.
— Слушай меня хорошенько, короленыш, — негромко произнес я, так, чтобы услышал только он. — Я могу раздавить тебе гортань или вырвать сердце из груди с такой же легкостью, как ты срываешь яблоко с дерева. От меня зависит, отнять у тебя жизнь или подарить ее тебе. Ты понимаешь, что это означает?
— Д-да, владыка Оберон, — прошептал он. Лицо его залила бледность.
— Богов, — продолжал я, понизив голос и сузив глаза, — нелегко убить. Запомни это.
Парня затрясло от страха. Я увидел в его глазах веру и неприкрытый ужас: он внезапно осознал, что я держу его жизнь в своих руках. Мне достаточно было сжать руку, и у него оказалась бы сокрушена гортань или остановилось бы сердце.
Я швырнул его так, что он пролетел двадцать футов и упал на руки братьям. Те пошатнулись, но подхватили его и поставили. Когда Хэтор зашатался от головокружения, я запрокинул голову и расхохотался.
— Ты далеко пойдешь, юный Хэтор! — сказал я. Что-то в этом духе мог сказать бог верному почитателю. — Я видел твое будущее, и оно великолепно.
Мне искренне хотелось, чтобы это было правдой. Что-то там его ждет на самом деле? Хэтор упал на колени передо мной.
— Я клянусь служить тебе до самой своей смерти, владыка Оберон! Приказывай! Я — твой!
— Подбери свой меч, — распорядился я. — Нам всем следует вернуться в город.
Я снова обратился к его отцу:
— Элсом!
— Что, владыка Оберон?
Король явно был преисполнен радости и облегчения по поводу того, что я пощадил его младшего сына.
— Сегодня вечером мы будем праздновать мое прибытие. Завтра с утра ты начнешь собирать свое войско.
— Ты поведешь нас в битву? — с пылом воскликнул король.
— Да!
— Против кого?
— Против адских тварей Хаоса!
— Против адских тварей! — крикнул Элсом. Его сыновья выхватили мечи и подхватили клич:
— Против адских тварей! Против адских тварей Хаоса!
21
— О-бе-рон! О-бе-рон! О-бе-рон! — скандировали десятки тысяч мужчин, женщин и детей, заполонивших улицы Кейолдара. По мере того как ширилось известие о моем появлении, в город стекалось все больше народу; поток не иссякал ни днем, ни ночью. Как только стало известно, что я пребываю во дворце, они принялись выкликать мое имя и выкликали его часами напролет.
Когда я все-таки явился им на восходе солнца, поднялся оглушительный шум. Должно быть, они узнали меня по сотням статуй, украшающих город — по большей части и вправду обладающих исключительным сходством, насколько я мог заметить. Сегодня я надел великолепный золотой доспех, очень красивый, но совершенно непрактичный, — им меня снабдили жрецы для проведения назначенных на этот день церемоний. Сияющий король Элсом, облаченный в сверкающий серебряный доспех и надевший вместо шлема корону, вышел вместе со мной в главный двор. За нами следовали его четыре сына и стадо жрецов Оберона в белых одеяниях.
Мы с королем взошли на поджидающие нас золотые колесницы, запряженные белыми лошадьми, и заняли места за спиной у возниц, одетых в простые белые туники. По сигналу короля дворцовые ворота отворились, возницы послали лошадей вперед, и мы медленно и величественно покатились по булыжным мостовым Кейолдара.
Перед нами шли ливрейные лакеи с жезлами; они выкрикивали предупреждения и расчищали нам путь. Впрочем, им не приходилось прилагать для этого особых усилий. Передо мной все и так расступались, и на лицах людей был написан благоговейный трепет и изумление. Это слегка подрывало мое самообладание, но я старался никак не выказывать своего смущения. В конце концов, эти люди станут моей армией, когда мы выйдем против Утора.
— О-бе-рон! О-бе-рон! О-бе-рон!
Когда мы проезжали мимо, люди опускались на колени и склоняли головы. Но при этом не переставали выкликать мое имя.