Каким образом автономизм сделался основным источником еврейской политической культуры в позднеимперской и революционной России? Прежде всего, еврейский автономизм следует понимать как форму общественной деятельности. Автономизм представлял собой попытку выгородить для евреев публичное пространство, независимое от российского государства, и со временем этот процесс все более наполнялся откровенно национальным содержанием. Сочетание общественной деятельности с еврейским национализмом возникло из усиливающейся озабоченности интеллигентов ассимиляцией. Многие из них пришли к выводу, что если ассимиляция — нечто негативное, чего евреи должны избегать, значит, нужно искать способ защитить самосознание евреев в диаспоре. Ответом в глазах многих и было автономное самоуправление. Однако в Новое время автономизм, согласно демократическим идеалам его основателей, подразумевал и полноценное гражданство, поэтому активисты — общественность и интеллигенция во всем политическом спектре — считали нужным добиваться национальных прав для евреев и вместе с тем создавать «всероссийские» еврейские институты как инструмент политизации еврейства. Остается вопрос, как оценить влияние Дубнова на развитие еврейского национализма вообще и на формирование требований национальных прав и автономии в частности. Дубнов проводил прямую линию от собственных политических трудов к принятию его формулы еврейской автономии Союзом за полноправие для евреев России и в итоге — к гарантиям прав меньшинств в договорах по результатам Первой мировой войны[960]
. На самом деле участие Дубнова в этом процессе было эпизодическим: после периода политической активности он вновь возвращался к историческим трудам, особенно если возникали какие-то разногласия. И все же многие его идеи, в первую очередь план создания светского общинного самоуправления на основе кегилы, могли развиваться дальше и без его участия, хотя большинство еврейских деятелей и признавало, что источником этих идей послужили ранние работы Дубнова. Основной его вклад заключался в том, что Дубнов предложил определенную форму либерального национализма, направленного на построение автономного еврейского общества в России, и эта идея оказала на социалистов не меньшее влияние, чем на либералов. Исторические исследования Дубнова и его теоретические труды подводят фундамент под эти идеи, и он служил им лично как глава политической партии, носитель и живое воплощение идеалов автономизма[961]. В итоге партия Дубнова сыграла примерно ту роль, какую «Еврейская мысль» предсказывала Фолкспартей при ее основании. Этот журнал, хотя и сомневался в жизнеспособности националистической партии без сионистского компонента, все же увидел в ней одно преимущество, оправдывавшее появление такой партии: «Она дает шанс известной части нашей интеллигенции, которая пока не определилась с выбором еврейской партии, начать что-то делать во благо своего народа»[962]. Действительно, многие интеллигенты, не имевшие собственной идеологической или политической повестки, стали фолкистами, но автономизм также обладал достаточной идеологической последовательностью (поскольку всецело был сосредоточен на построении автономной культурной и политической жизни для евреев России) и поэтому тоже привлекал разочарованных из других партий. И, что особенно важно, Дубнов подтолкнул и сторонников интеграции, и сионистов к поискам общей платформы еврейского национализма, основанного на юридически признанной автономии. Союз для достижения полноправия, Ковенское совещание, EKOПO, планирование Всероссийского еврейского съезда — во всех этих мероприятиях вклад Дубнова заключался в том, что еврейская политическая жизнь идеологически и практически постепенно продвигалась к созиданию автономии.