Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века

Прежде всего, следует учитывать, что межвоенная Польша не была демократической страной, отнюдь нет. После ее повторного рождения в конце Первой мировой войны в качестве титульной демократии прошло не так много времени, прежде чем страна оказалась управляемой железной рукой военного диктатора, генерала Юзефа Пилсудского от имени гибридной элиты, представляющей аристократию, католическую церковь и буржуазию. Этот далеко не демократический режим продолжал править после смерти генерала в 1935 году, под руководством «полковников Пилсудского», чьим «первым среди равных» был Юзеф Бек, министр иностранных дел. Его внешняя политика не выражала теплых чувств к Германии, которая потеряла часть своей территории в пользу нового польского государства, включая «коридор», отделявший немецкий регион Восточной Пруссии от остальной части Рейха; а еще были трения с Берлином из-за важного Балтийского морского порта Гданьск (Данциг), объявленного Версальским договором независимым городом-государством, но на который претендовали как Польша, так и Германия.

Отношение Польши к своему восточному соседу, Советскому Союзу, было еще более враждебным. Пилсудский и другие польские националисты мечтали о возвращении Великой польско-литовской империи 17-го и 18-го веков, простиравшейся от Балтики до Черного моря. И он воспользовался революцией и последующей гражданской войной в России, чтобы захватить огромный кусок территории бывшей царской империи во время русско-польской войны 1919–1921 годов. Эта территория, получившая довольно неточное название «Восточная Польша», простиралась на несколько сотен километров к востоку от знаменитой линии Керзона, которая должна была стать восточной границей нового польского государства, по крайней мере, по мнению западных держав, бывших крестными отцами новой Польши в конце Великой войны. Этот регион был, по существу, заселен белорусами и украинцами, но в последующие годы Варшава должна была «полонизировать» его как можно больше, привлекая польских поселенцев. Пламя польской враждебности по отношению к Советскому Союзу было также раздуто тем фактом, что Советы сочувствовали коммунистам и другим угнетенным, которые выступали против «патрицианского» режима в самой Польше. Наконец, польская элита приняла концепцию «иудео-большевизма», представление о том, что коммунизм и все другие формы марксизма были частью «гнусного еврейского заговора», и что Советский Союз, продукт большевизма и поэтому, предположительно, «еврейской революционной схемы», не представлял собой ничего, кроме «России, управляемой евреями».

Тем не менее, отношения с двумя могущественными соседями были максимально нормализованы при Пилсудском путем заключения двух договоров о ненападении, с Советским Союзом в 1932 году и с Германией вскоре после прихода Гитлера к власти, а именно в 1934 году.

После смерти Пилсудского польские лидеры продолжали мечтать о территориальной экспансии до границ квази-мифический Великой Польши из далекого прошлого. Для осуществления этой мечты, казалось, имелись многочисленные возможности на востоке, и особенно на Украине, части Советского Союза, которая заманчиво простиралась между Польшей и Черным морем. Несмотря на споры с Германией и формальный союз с Францией, которая рассчитывала на польскую помощь в случае конфликта с Германией, сначала сам Пилсудский, а затем и его преемники заигрывали с нацистским режимом в надежде на совместное завоевание советских территорий. Антисемитизм был еще одним общим знаменателем двух режимов, которые вынашивали планы избавления от своих еврейских меньшинств, например, путем их депортации в Африку.

Сближение Варшавы с Берлином отражало манию величия и наивность польских лидеров, которые считали, что их страна является великой державой такого же калибра, как Германия, которую Берлин будет уважать и рассматривать как полноправного партнера. Нацисты разжигали эту иллюзию, потому что тем самым они ослабляли союз между Польшей и Францией. Польские восточные амбиции также поощрялись Ватиканом, который ожидал значительных дивидендов от завоеваний католической Польшей в основном православной Украины, созревшей, по мнению Ватикана, для обращения в католицизм. Именно в этом контексте пропагандистская машина Геббельса в сотрудничестве с Польшей и Ватиканом создала новый миф, а именно вымысел о голоде, намеренно «организованном» Москвойна Украине; идея заключалась в том, чтобы представить будущие польские и немецкие вооруженные интервенции как «гуманитарную акцию»[32].