Фактор, который играл второстепенную роль, но, тем не менее, его не следует недооценивать, — это тот факт, что весной 1939 года японские войска, базирующиеся в Северном Китае, вторглись на советскую территорию на Дальнем Востоке. В августе они будут разбиты и отброшены назад, но эта японская угроза поставила Москву перед перспективой вести войну на два фронта, если не будет найден способ устранить угрозу, исходящую от нацистской Германии. Москве был предложен способ нейтрализовать эту угрозу с помощью попыток Берлина, отражавших его собственное желание избежать войны на два фронта.
Однако только в августе советское руководство осознало, что англичане и французы прибыли в Москву не для того, чтобы вести добросовестные переговоры, и этот «гордиев узел» был разрублен — Советский Союз подписал пакт о ненападении с нацистской Германией 23 августа. Это соглашение было названо пактом Молотова-Риббентропа, в честь министров иностранных дел, но оно также стало известно как пакт Гитлера-Сталина. То, что такое соглашение было заключено, вряд ли стало неожиданностью: ряд политических и военных лидеров как в Англии, так и во Франции неоднократно предсказывали, что политика умиротворения Чемберлена и Даладье приведет Сталина «в объятья Гитлера».
«В объятья», вообще-то, неподходящее выражение в данном контексте. Пакт, конечно, не отражал теплых чувств между подписавшими его сторонами. Сталин даже отказался от предложения включить в текст несколько условных строчек о гипотетической дружбе между двумя народами. Между прочим, соглашение не было союзом, а было лишь пактом о ненападении. Таким образом, это было похоже на ряд других соглашений о ненападении, которые были подписаны Гитлером, для примера, с Польшей в 1934 году. Это подразумевало, что ни одна из сторон не будет нападать на другую, но будет поддерживать мирные отношения — обещание, которое каждая сторона намеревалась соблюдать, по крайней мере, пока ей это было удобно. Секретный пункт был связан с соглашением об уважении демаркации сфер влияния в Восточной Европе для каждой стороны. Эта линия демаркации соответствовала, более или менее, линии Керзона, так что «Восточная Польша» отошла к советской сфере. То, что эта теоретическая договоренность должна была означать на практике, было не слишком ясно, но пакт, конечно, не предполагал раздела или территориальной «ампутации» Польши, сопоставимой с судьбой, Чехословакии, преданной британцами и французами пактом, который был подписан ими с Гитлером в Мюнхене.
Тот факт, что Советский Союз заявил о сфере влияния за пределами своих границ, иногда описывается как свидетельство злонамеренных «экспансионистских замашек»; однако существование договоренностей и заявлений о сферах влияния, будь то односторонних, двусторонних или же многосторонних, давно уже широко применяется на практике как крупными, так и достаточно небольшими державами, и это, несомненно, направлено на то, чтобы избежать конфликта. Например, доктрина Монро, подтверждающая, что «Новый Свет и Старый Свет будут оставаться четко раздельными сферами влияния», предполагала предупредить новые трансатлантические колониальные авантюры со стороны европейских держав, которые могли бы привести к их конфликту с Соединенными Штатам. Аналогично, когда Черчилль посетил Москву в 1944 году и предложил Сталину разделить на Балканском полуострове сферы влияния, намерение состояло в избежании конфликта между их странами после окончания войны против нацистской Германии.
Гитлер теперь мог напасть на Польшу не опасаясь, что ему придется вести войну как против Советского Союза, так и против франко-британского дуэта, но германский диктатор имел причины сомневаться в том, что Лондон и Париж объявят войну. Было ясно, что без советской помощи никакой реальной помощи Польше не может быть оказано, так что для Германии не понадобится много времени, чтобы уничтожить эту страну. (Одни только полковники в Варшаве верили, что Польша сможет выдержать нападение мощной нацистской орды.) Гитлер знал, что «архитекторы умиротворения» продолжали надеяться, что рано или поздно он сможет выполнить их главные желания и уничтожить Советский Союз, так что они должны будут закрыть глаза на его агрессию против Польши. И он также был убежден, что британцы и французы, даже если бы они объявили войну Германии, не стали бы нападать на западе.