Правда и ложь в истории великих открытий

В качестве основных воздействующих факторов Дарвин называл Ламарковы «вулканическую деятельность» и «электричество». В его записных книжках появляется рисунки «древа жизни» — новые виды «отпочковываются» от родительского «ствола» и образуют гетерогенный ряд ветвей и веточек, соответствующих дочерним видам. Именно в этом контексте классического ламаркизма Дарвин совершил решающий шаг в сторону теории естественного отбора: итак, вымирание вида происходит потому, что не все ветви приобретают необходимые изменения с соответствующей скоростью. Те, в которых врожденные способности к физиологическим или поведенческим изменениям недостаточны для обеспечения быстрой адаптации к постоянно меняющимся климатическим и геологическим условиям, перестают существовать. Те же, которые могут быстро реагировать на каждое изменение в среде обитания, продолжают движение в сторону «прогресса» и «совершенства».

Однако если к 1837 году Дарвин рассматривал среду обитания как силу, которая отбирает лишь наиболее приспособленные формы, то такая адаптация не является результатом случайной генетической вариативности. Вместо этого в качестве движущей силы рассматривались модификации, возникающие как реакция на воздействие среды, Все изменения носят не только неслучайный характер, но и обретаются целенаправленно и поэтому обеспечивают преимущество. Хотя изначально выживание таких самоизменяющихся организмов обязательно зависит от имеющихся у вида преимуществ, ключевым фактором становится скорость обретения необходимых изменений. Очевидно, на этом этапе идеи Дарвина несут на себе отпечаток более ранних эволюционных идей, предполагавших целенаправленность изменений. Другими словами, вслед Гранту и Ламарку он видел основное предназначение эволюции в постоянном движении в сторону увеличения сложности при минимальных усилиях. Эволюция становится равнозначной прогрессу.

К началу 1838 года роль, которую Дарвин отводил среде обитания в процессе адаптации, начала существенно уменьшаться. Наблюдая природу, он увидел огромное множество сложнейших организмов, и понять, как они оказались полностью вооруженными перед лицом вечно изменяющегося мира, было просто невозможно. В попытках Дарвина решить эту проблему снова можно заметить влияние идей Гранта и Ламарка. Перечитывая эволюционистскую книгу своего деда Эразма Дарвина «Зоономия, или Законы органической жизни» (1794–1796), он заострил свое внимание не на случайных мутациях и отборе среды, а на наследовании приобретенных свойств, т. е. на концепции, которую использовали Ламарк, Грант, его собственный дед и большинство селекционеров того времени. После рассуждений о шее жирафа и сыне кузнеца он в феврале 1838 года утверждал следующее:

Чрезмерное обилие рыбы соблазняет ягуара на то, чтобы воспользоваться лапами и поплыть, а любое развитие усиливает желание родителя оказать воздействие на потомство… Все строение организма — это либо прямое следствие привычки, либо наследственность в сочетании с привычкой.

Между февралем и сентябрем 1838 года Дарвин выстроил эту базовую модель и стал утверждать, что эволюция является в основном результатом тройного процесса. Первое: организмы меняют свое поведение, чтобы адаптироваться к новым условиям. Второе: в течение многих поколений это новое поведение превращается в наследуемый инстинкт. Третье: все это в совокупности вызывает адаптивное изменение анатомии и физиологии организма.

А всего через несколько месяцев возник «мальтузианский момент» — Дарвин перечитал труд Мальтуса «Опыт о законе народонаселения» и, как утверждают многие историки, обратил серьезное внимание на «борьбу видов», конкуренцию за ограниченные ресурсы и неизбежность гибели проигравшего. Теперь эволюция воспринималась Дарвином как своенравный и очень жестокий процесс. 28 сентября 1838 года он писал: если рождается больше потомства, чем допускают имеющиеся ресурсы, то возникает «сила, похожая на сотни тысяч клиньев, которые заставляют всю адаптированную структуру заполнить имеющиеся ниши в экономике Природы или создать ниши, куда вытесняются слабейшие».