Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

Был уже конец февраля, но природа разразилась таким мощным «снеговалом» (снег не падал, а валил несколько дней!), что едва мы прибыли в назначенный район, как все дороги и подъездные пути стали просто непроходимыми, а не только непроезжими. Как говаривали наши остряки, погода тогда была «диетической», потому что почти неделю из-за невозможности подвезти продовольствие наш суточный рацион горячего питания состоял из растопленного в походных кухнях снега (вот в чем недостатка не было!) и приготовленного из него «бульона». А он, кроме кипятка талой воды (говорят, очень полезной для здоровья), содержал довольно редко попадающиеся жиринки и какие-то вкрапления от американской свиной тушенки (1 баночка на роту!), называемой нами тогда «второй фронт». К этому добавлялось по сухарю. И никакой возможности чем-то сдобрить это «диетическое» блюдо.

После прекращения многодневного снегопада и расчистки дорог намечавшееся было наступление, видимо, отменили, и нас снова отвезли, но уже не в Майское, а в соседнее село Городец, хорошо знакомое многим еще по пребыванию нашему в Майском, ибо расстояние между ними большим не назовешь. Так что многим восстановить старые связи с жителями не составляло трудностей.

Ну а в общем-то, шел к концу период нашего пребывания в составе 3-й армии генерала Горбатова. До самого конца войны у нас прочно держалось впечатление от того, каким душевным генералом он был. Даже когда я после войны учился в Военно-транспортной академии в Ленинграде, то планировал по ее окончании, при удобном распределении, попасть в воздушно-десантные войска, потому что ими тогда командовал этот легендарный генерал. За год до окончания академии на посту командующего ВДВ Горбатова сменил генерал Маргелов, но моему желанию было суждено сбыться, и мне посчастливилось послужить и с этим, таким же легендарным военачальником.

Наверное, здесь уместно привести одну то ли быль, то ли легенду о генерале Горбатове. После взятия Рогачева через уже разбитый и непрочный лед Днепра саперы навели временный деревянный мост. По своей ширине он допускал движение техники только в одну сторону. Поэтому коменданту переправы был передан приказ командующего пропускать в первую очередь автомобили с боеприпасами, артиллерию и другую легкую технику в сторону фронта. Когда у переправы скопилось много машин, идущих к передовой, на другом берегу собралось несколько «виллисов». Комендант переправы, крепкий и рослый майор, выполняя приказ, не пускал их на мост. Ведь для этого нужно было остановить поток машин к фронту.

Из одного «виллиса» вышел генерал Горбатов и потребовал срочно пропустить его машину. Майор, ссылаясь на приказ, отказался сделать это. Разозлившись на непослушного коменданта, генерал вдруг огрел его своей всем известной палкой. Реакция майора была мгновенной и неординарной: он резко повернулся и, то ли не признав Горбатова, то ли просто не раздумывая, наотмашь ударил генерала, который, скорее от неожиданности, потерял равновесие и, проломив невысокие перильца моста, упал в снег. Что тут началось! Из машины командующего и сопровождающих его «виллисов» выскочило несколько офицеров. Одни бросились поднимать генерала, другие схватили майора и скрутили ему руки. Генерал, отряхиваясь от снега, подошел к майору, приказал отпустить его и велел принести свою флягу.

Вся армия знала, что их командующий вообще ни при каких обстоятельствах не пьет спиртного и даже не курит. Об этой своей особенности Александр Васильевич не один раз упоминает в своих мемуарах. Прочитав их, я узнал, что это еще в юности он дал слово никогда не пить, не курить и не сквернословить. Вот еще слова о куреве из его книги: «Сам я никогда не курил, но для особо симпатичных посетителей у меня всегда имелась пачка хороших папирос».

Если мне здесь будет позволена некоторая нескромность напомнить о себе рядом с таким общеизвестным командармом, то скажу, что я вот курил всю войну (и даже трубку!) и долгие послевоенные годы. Несколько раз бросал эту вредную привычку, но всегда почти по Марку Твену: «Бросить курить очень легко, по себе знаю. Сто раз бросал». И только более чем через сорок лет по настоятельному требованию медиков бросил навсегда. И помогло мне преодолеть эту многолетнюю тягу к табаку то, что, решившись на этот шаг серьезно, я всем своим сослуживцам и знакомым заявил, что на этот раз бросил окончательно. А не сдержать свое слово я не мог, в моем характере с детства укоренилось правило не сорить словами и, уж если дал слово, держать его!