Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

За последние две недели нас хорошо пополнили боеприпасами. На каждый автомат «ППШ» мы получили по 200–250 патронов в «цинках», как называли металлические упаковки из тонкого оцинкованного железа или в картонных просмоленных пачках. Ко многим автоматам имелось по два магазина, каждый емкостью 71 патрон. Бойцам, вооруженным винтовками, выдали в дополнение к табельным подсумкам еще по два этих брезентовых чехла, надеваемых на солдатский ремень. Кстати, слово «подсумок», по-моему, произошло от сокращения названия патронной сумки в «пат. сумка», со временем превратившейся в «подсумок». Видимо, не зря нас призывали в обороне экономить патроны. Выдали нам и наборы сухих продовольственных пайков. Они мало чем отличались от тех, что выдавали нам в феврале, перед рейдом в тыл к немцам за Рогачев. Разве что теперь туда входили небольшие консервные баночки с американским, непривычно остро пахнущим сыром (все американское и английское по-прежнему называли у нас «вторым фронтом»), да соленое, немного пожелтевшее, но не потерявшее от этого своей прелести украинское сало (наверное, потому что стояли в обороне мы вблизи Северной Украины).

Все это было выдано нам из расчета 3–5 суток активных боевых действий. Правда, предусматривалось хотя бы раз в сутки горячее питание из наших походных кухонь, к регулярности и полновесности порций которых мы так привыкли за время нахождения в обороне. Конечно, это предполагалось, если только будет позволять боевая обстановка.

Тыловые службы хорошо позаботились даже о ремонте и замене износившейся обуви. Ведь впереди нас ожидали длительные, боевые походы по болотистой и песчаной земле Белоруссии. Только до границы с Польшей предстояло пройти с боями более сотни километров.

Поскольку переменный состав из боевых офицеров был обут в основном в сапоги, а «окруженцы», как правило, в ботинки с обмотками, то изношенное, как правило, заменялось равнозначной обувью, если не считать, что многим пришлось поменять свои вконец истрепанные «хромачи» на «кирзу». А замена случалась и в виде новеньких английских ботинок (тоже «второй фронт»!). Ботинки эти были не черными, как это было у нас, а коричневыми и даже оранжевыми, парадно блестящими, но зато какими-то грубыми, неэластичными, с непривычно толстой, негнущейся подошвой. Как потом оказалось, подошвы эти были сделаны из прессованного и чем-то проклеенного картона, который буквально через 2–3 дня передвижения по белорусским болотам разбухал, а сами ботинки совершенно теряли и былой лоск, и прочность. А вот обмотки, прилагавшиеся к этим ботинкам, были тоже не черные, как наши, советские, а цвета хаки. Они оказались достойными похвалы – прочными, долговечными. И годились на многое другое, даже на женские чулки, так как были двойными. При случае были они ценным подарком солдаткам.

Ремонт обуви, наверное, везде в армейских условиях отличался определенной изобретательностью в экономии починочного материала. Помню себя еще неопытным красноармейцем в 1941 году на Дальнем Востоке. Командиром дивизии у нас был полковник Чанчибадзе, который вскоре стал генералом и к концу войны был уже прославленным командармом 2-й гвардейской армии. То время вспоминается очень напряженной боевой учебой, одной из главных составляющих которой была маршевая подготовка. Ей были подчинены и физзарядка, и всякие передвижения в строю, не говоря уже о марш-бросках по пересеченной местности. А что это такое на Дальнем Востоке – знает каждый, кто там бывал: сопки, тайга, заболоченность даже на вершинах сопок! Да нужно еще учесть, что марши эти совершались с «полной боевой выкладкой», то есть кроме винтовки или пулемета вещмешок или ранец с грузом не менее 30 кило!

В одном из таких тяжелых марш-бросков, где соревновались все разведывательные подразделения дивизии, нашему взводу удалось прийти первым. И хотя к финишу мы, особенно новобранцы, пришли, еле передвигая ноги, зато со строевой песней! Изнемогающие от усталости, почти обессилевшие вконец после последнего, почти километрового броска бегом, не попадая в такт нестройного шага, хриплыми голосами, пересохшими ртами, но пели! Пели через все свои, казалось, последние силы. Правда, вначале песня звучала так себе, но с каждым шагом ее сила крепчала, она становилась громче, стройнее, бодрее, а колонна взвода – ровнее и шаг ее четче. И как она сама поднимала дух и силы! А пели мы почти всегда про особую Дальневосточную армию, в которой служили («Дальневосточная, опора прочная…»).

Командир дивизии, встречая на финише разведчиков, был, наверное, тронут тем, что пели мы его любимую песню, да и шагали уже в ногу, с поднятыми головами и приличным равнением. Остановил он взвод, объявил всему взводу благодарность и добавил своим знаменитым кавказским акцентом: «…и награждаю взвод адным пара новий батынок!».